Ни-чё себе! | страница 8

— Ромка, а ты-то чего?

— Ли-исичку жа-алка…

Доигрались. Усаживаю ребят на колени (они уткнулись мокрыми лицами в мою грудь) и начинаю досказывать конец охоты. По моему рассказу выходит, что с лисичкой ничего страшного не случилось, что охотник стрелял не настоящими пулями, что в конце концов охотник подружился с лисичкой. И они затем неплохо проводили и будут проводить время. Братья прислушиваются к моему голосу и постепенно успокаиваются. Плач затихает, лишь по спинам пробегают редкие судорожные волны.

Ставлю ребят на ноги, вешаю ружье на стену, и мы всей компанией направляемся в ванную.

Мы идем по городу. Ромка подолгу останавливается перед каждой вывеской и старательно читает их. Ромка недавно научился читать. Напротив одного из зданий сын задерживается дольше обычного. Затем начинает считать этажи.

— Девять, — заключает он и добавляет: — Неправильно написали.

— Ты о чем, Ромка? — отрываюсь от газеты.

— Да вот, — он тычет пальцем в вывеску. — Написано «триэтаж». Я посчитал — девять этажей. Грамо-теи!

Сын презрительно машет рукой и идет к следующему дому. Я подымаю глаза На вывеске крупными буквами написано: «Трикотаж».

Я буравлю головой пол так, что можно подумать, будто у меня на лбу по меньшей мере носорожий рог, бью ладонями об пол не хуже, чем орудует ластами морской лев, и рычу ревом, которому может позавидовать сухопутный царь зверей. Страшно. Да что там страшно — просто жутко. Но интересно. Поэтому Ромка не убегает, а медленно пятится, сосредоточенно наблюдая за моими движениями. В особо опасных ситуациях он предостерегающе кричит: «Ну, ты!» и делает попытки дать стрекача. Но тут же снова поворачивается ко мне лицом, потому что чувствовать спиной и голыми пятками зубы чудища просто непереносимо. Хочется визжать и мчаться куда глаза глядят, вон из комнаты. Но если из комнаты, значит — несчитово, значит — не играем. А играть хочется, хочется бояться и преодолевать страх.

Я с громким ворчанием делаю бросок в сторону, распластываюсь на полу и пытаюсь достать зубами Ромкину ногу. Он взвизгивает, пробует отбежать, но не тут-то было: по сторонам стены — угол. Деваться некуда, и сын решается. Упирается спиною в стену, ладошками мне в лоб и начинает сам напирать. «Ну, ты! Зверюга какая», — натужно приговаривает он. Миллиметр за миллиметром ему удается отодвинуть от себя зубастую голову. Кожа у меня на лбу горит.

— Волосы не рви. Не рви волосы! — прошу я.

Ромка ослабляет хватку, и тут же зубы лязгают около его ноги.