Ни-чё себе! | страница 22

А обретшая свободу бабочка уже несется вдоль пляжа. За ней, перепрыгивая через загорающих, бегут Ярошка и Ромка. Я кидаюсь было вслед, но мужчина тяжело и квадратно надвигается на меня. На нас заинтересованно оборачивается близлежащий люд. Понимаю, с бабочкой все кончено. Сзади высится решетка ограды.

— Извините, — кланяюсь квадратному и публике. — Извините. Понимаете… Ленточница… Редкий экземпляр… а тут вот…

Продолжая бормотать, я отступаю к ограде и быстро протискиваюсь между прутьями. Теперь квадратный мужчина мне не страшен. Но что опасность, когда… ленточница улетела! Махнув рукой, расстроенный, я иду по тропинке к своей даче. Вслед что-то кричат. На душе скверно: бабочку упустил, мужчину напугал, народ растревожил.

На повороте к аллее вижу Ярошку с Ромкой. Останавливаюсь. Насупившись, они смотрят на меня.

— Что же ты? — говорит Ромка.

Развожу руками.

— Эх, — машет рукой Ярошка. — Я так и знал.

— Надо было двумя руками, — Ромка сочувственно смотрит на меня.

— Да, ладонями. Коробочкой, — показывает Ярошка. — Накрыл и уходи сразу. А мы бы помогли потом.

— Помогли бы, — вздыхает Ромка.

Вот так. И никаких проблем.

— Ладно, — придав голосу бодрости, говорю я. — В следующий раз исправлюсь. Пошли рыбачить…

Есть в нашей коллекции коробка. В причудливую цветную картину сложились расположенные в ней кузнечики, кобылки, блошки и прочие прыгающие и звенящие обитатели уральских полей и лесов. Под каждым насекомым надпись. И лишь в одном углу коробки белое пятно, хотя надпись гласит. «Сверчок». Нет сверчка в коллекции. А ведь я видел его своими глазами. Да что видел — в руках держал, но…

Я находился в командировке в одном приазовском городке. Море, июль, теплая, густая, влажная южная ночь. Иду по аллейке в общежитие. Ярко блестит в придорожных огнях обмытая на ночь улица, движутся под ногами тени акаций, и кажется — идешь по зыбкому неустойчивому настилу. Оглушительно трещат кузнечики, сверчки, цикады. Тротуар является границей местного парка, но самого парка не видно, его заслоняет темная глухая стена зарослей. Отблеск фонарей не пробивает стену, а лишь усиливает ее монолитность, неприступность и черноту. И вот из этой черноты несется звон, непрерывный звон, тот, которым сопровождаются телевизионные фильмы, когда показывают ночь, лето, степь.

Постепенно мне стало казаться, что из общей звуковой кутерьмы выделяется звонкий стрекочущий голос. Я остановился. Да, все правильно: стрекочет молодец, и где-то рядом. И не кто-нибудь — сверчок. Хлопнул себя по карманам — коробочка на месте. Медленно двинулся вперед. Слышу — голос «идет» впереди меня. Прибавил шагу и вижу: ползет по тротуару этакое, чуть больше кузнечика, и оглушительно сигналит.