Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах | страница 61
Люба не любила обсуждать этот аспект щедрости Леонида: она ревностно относилась ко всему в его жизни, что не касалось её. Впрочем, ревновала не она одна: в Куйбышеве в отношениях между членами семьи не всё было гладко. По свидетельству тёти Рады, сестра Никиты Сергеевича Ариша была постоянно недовольна Ниной Петровной из-за того, что та «помогает кому попало». Она и к брату своему имела претензии: мол, он там, высоко, у него всё есть, он понятия не имеет, как трудно приходится нам, простым людям. Но, конечно, она жила не как простые люди. Как и все другие родственники, она пользовалась теми привилегиями, которые давала позиция Хрущёва[72].
«Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Эту начальную строку из «Анны Карениной» любила цитировать моя начитанная бабушка, задумчиво добавляя к ней собственное умозаключение: «Война переворачивает всё с ног на голову и испытывает людей на прочность, даже когда нет ежедневных трудностей».
Поначалу я думала, это она о том, как вызволяла своих родителей из Западной Украины накануне нацистской оккупации. Для того чтобы без проблем миновать военные кордоны, ей посоветовали надеть советскую военную форму. «Всё прошло хорошо, — сказала бабушка. — Но когда дед узнал, как я использовала форму, он очень рассердился. Сейчас я не понимаю, как могла быть тогда столь беспечна. Но семья прежде всего, особенно во время войны. Впрочем, там, вблизи линии фронта, я пожалела, что больше не работаю пропагандистом. Я могла бы принести большую пользу армии». Теперь я понимаю, что она добавила это нарочно, чтобы смягчить получившееся противопоставление: она, с её семейным долгом, и Люба, с отсутствием такового.
Первой, кто подтвердил мои подозрения, оказалась Ирма, старшая дочь Ариши, бывшая нашей соседкой в доме на Кутузовском. В 1990-е годы, когда я собиралась писать книгу о бабушке Нине и других женах первых советских лиц, я спросила Ирму о том, как ей запомнилась семья и отношения в ней в военный период. Она сказала, что уже в 1942 году больше всего нареканий в семье вызывала Люба: «Лёня был тяжело ранен, почти не мог ходить и в октябре 1941 года прибыл долечиваться в Куйбышев. Поначалу она ходила к нему в госпиталь, а потом перестала, и Нина Петровна ходила вместо неё».
После месяца лечения в Ржевском госпитале и ещё одного в Барвихе лейтенант Хрущёв был отправлен в Куйбышев для реабилитации. Раны его почти зажили, но сломанная нога ещё была в гипсе и доставляла беспокойство. Леонид хотел летать, однако врачи настаивали на третьей операции и осторожно советовали ему подумать о мирной специальности — осторожно, потому что лейтенант обещал пристрелить любого, кто усомнится в его способности к воинской службе.
