В отличие от других женщин в жизни Леонида, Люба вызвала интерес Никиты Сергеевича. Он мечтал с нею познакомиться, надеясь, что её любовь сможет направить его неприкаянного сына в нужном направлении. В то время Леонид, который всегда следовал модным тенденциям, увлекся фотографией. Наряду с авиацией, это было ещё одно популярное увлечение эпохи. Вся его комната в доме на Левашовской в Киеве была завалена катушками фотопленки и пачками отпечатанных снимков. Хрущёв, как-то зайдя в комнату сына, заметил множество лежащих повсюду фотографий одной и той же женщины.
― Кто это? — спросил Никита Сергеевич.
― Моя подруга Люба, пилот с киевского аэродрома.
― Полагаю, мне пора познакомиться с этой Любой. Она такая, какой должна быть советская женщина.
По воспоминаниям тёти Рады, которой тогда было почти десять лет и её очень интересовала жизнь её взрослого брата, накануне визита его новой подружки в доме был ажиотаж. Молодая женщина пришла, одетая в лётную униформу, намереваясь произвести серьёзное впечатление на главу украинских коммунистов. Особняк Хрущёвых поразил Любу: французские занавески, лепнина, медальоны на потолке, — всё сверкало белизной. Эти роскошные дома, построенные в 1912 году по заказу и в соответствии со вкусами разбогатевшей торговой буржуазии царской России, после революции перешли советской номенклатуре. Ужин был запланирован на восемь часов вечера, но Никита Сергеевич позвонил и с извинениями сообщил, что задерживается. Отсрочка позволила Любе перевести дыхание и успокоиться. Пока они сидели и ждали, в столовую вошла Нина Петровна, молча взяла что-то из буфета и, не представившись, вышла. Люба считала, что будущую свекровь не пригласили на ужин-знакомство, потому что Леонид так и не признал её матерью. Но я думаю, бабушка сама не захотела знакомиться с очередной Лёниной пассией.
Хрущёв появился только в одиннадцать, и все трое наконец сели за стол. «Никите Сергеевичу я сразу понравилась», — вспоминала Люба:
Я рассказала ему о своей работе в Секретариате, и на него это произвёло впечатление. Мы также поговорили о том, как это важно, покорять небо. Я сказала, что его сын — лучший инструктор школы, и он просиял. А потом я сказала ему, что вызвала Лёню на социалистическое соревнование: кто налетает больше часов в неделю, — а он отказался. Никита Сергеевич расстроился. «Ты что, боишься проиграть?» — спросил он. Лёня проиграть не боялся, но, как сказал мне позже, он не хотел впускать советскую идеологию в жизнь, которую любил, в то, что умел делать. Хрущёв давил на Лёню, чтобы он принял вызов, но его сын только отмахнулся от нас. После неловкой паузы беседа потекла снова. Весь остаток вечера Никита Сергеевич был очень заботлив, настаивал, чтобы я поела: «Ешь, Люба, а то мы завернем тебе это всё с собой». Было уже поздно, я так поздно не ем, но я не могла ему это сказать.
