Сергей спохватился: небо-то чистое, нужно было ждать налета. Крикнул в дверь землянки: «Тревога!» — и бросился снимать с орудия мокрый, тяжелый чехол.
Позиция мгновенно ожила. Высыпали к орудиям расчеты, прозвучали первые команды. Выбежал на центр огневой и встал на бруствере своего окопа щеголеватый и статный, в наглухо перетянутой ремнями шинели Тюрин. Пригладил светлые волосы, твердо, картинно надвинул на лоб, точно забрало опустил, фуражку с коротко урезанным — «под Нахимова» — козырьком.
Выхватывая снаряд из ящика, Сергей мельком увидел: с КП вынесли стул, и комбат, ежась в плащ-палатке, надетой поверх шинели, уселся на него тоже прямо на бруствере. «Раз уж больной, лучше б не показывался на люди», — подумалось Сергею: в сравнении с командиром взвода, явно жаждущим боя, Мещеряков проигрывал.
— По группе самолетов над тридцать вторым!..
Что командовал Мещеряков дальше, Сергей не расслышал: Марь-Иванна визгливо выкрикнула высоту, загалдели наперебой прибористки, докладывая каждая свое; в эти глуховатые на расстоянии голоса вплелись близкие — Асланбекова и Чуркина:
— Есть азимут!
— Есть угол возвышения!
И Женин:
— Есть взрыватель!
Пушки нацелились в небо, в самолетный гул. «Мы будем стрелять… Наконец-то! Хоть бы не осрамиться, как в первый раз…» — лихорадочно думал Сергей, устанавливая взрыватель.
Тюрин, вскинув флажок на длинном древке, настороженно глядел в сторону КП, ждал последней, основной команды.
— Прибор готов! — проголосили с ПУАЗО, в то же мгновение Мещеряков выкрикнул:
— Боевыми!
— Бо-е-выми, — не скомандовал, а как-то вдохновенно пропел Тюрин и взмахнул флажком, — огонь!
Сергей почувствовал, как задрожали вдруг ноги в коленях, сердце забилось часто и смятенно, но до конца испугаться не успел — рявкнули залпом орудия, ударило в глаза, в ноздри горячим удушливым дымом, и этот залп словно бы обрубил жесткую нитку страха. «Х-га! — выдохнул он одурело и счастливо, смеясь сквозь слезы, выжатые из глаз пороховым дымом. — Х-га, даем стране угля, Костя!» А багровый Суржиков глядел на него почему-то как на сумасшедшего и вдруг с силой толкнул в плечо:
— Торчишь под казенником, раззява. Сомнет же откатом насмерть. Живо снаряды, ч-черт!
Не за что да и некогда было обижаться: батарея вела огонь в темпе пять секунд, и он, Сергей, чередуясь с Лешкой-греком, обязан был через каждые десять секунд подавать снаряд заряжающему. Он сразу вошел в ритм. Сержант Бондаревич, дублируя команды Тюрина, то и дело взмахивал флажком, молча вел орудие по азимуту Асланбеков, звонко считывала взрыватель Женя. «Откат нормальный», — бубнил басовито Чуркин. Все занимались своим делом, а ему, Сергею, казалось, что бой ведут лишь трое: он, Лешка-грек и Суржиков. Вонючий дым от пироксилинового пороха заполнял теперь весь окоп, серо клубился в нем, как закупоренный в медицинскую банку, дышать становилось нечем. Кашляя, чертыхаясь на бегу, Сергей боялся одного: не оступиться бы, не упасть, ведь сейчас и от него зависит так много!
