Уже не видно косаря, не слышно звона косы под бруском, уже и луг кончается, а — ни живой души. Вот в знакомая дубрава над Уздянкой… Проскочив ее всю, не увидел Бондаревич деревни. Перед ним сплошной стеной полыхал пожар, обдавая все вокруг горячим дыханием. В огне и дыму метались люди — там же и его сестренка Марылька, — на них, по ним мчались полосатые танки. Они грохотали уже рядом, а гранат… гранат нет… Уже забивало ноздри прогорклым удушливым дымом, и вдруг стало тихо. Откуда-то явился Поманысточко, крикнул:
— Товарищ сержант, вас Тюрин кличет.
«Опять этот сон…»
Спустя три минуты Бондаревич стоял перед командиром взвода — подтянутый, заправленный, ждал распоряжений. Тюрин, раздосадованно косясь на палатку, из которой под звон гитары доносились душещипательные изъяснения в любви к черным очам, сказал торопливо!
— Собирайтесь, поедете со мной.
— Я готов.
— Что это у вас? О-о, пушку штудируете? Похвально! Не уверены в себе?
— Просто закрепить хочется.
— Похвально! Готовы, говорите? Ну так едем.
3
Разбудили Сергея неразборчивые команды, топот по всему трюму и наверху, на палубе. Суржиков протягивал ему вещмешок.
— Бери. Шинель не забудь. Разгрузка.
На берег по зыбкому трапу серой цепочкой сходили бойцы, с интересом разглядывая удобно раскинувшийся между холмами большой и красивый город. На берегу офицеры-сопровождающие выстраивали людей поротно.
— Шевелись, шевелись, гр-ренадеры! — весело покрикивал капитан, дружески беседовавший у сходней с Мазуренко. Заметив Суржикова, нахмурился, потом подмигнул ему и тут же погрозил пальцем. — Чего уставился, рыжий? Родича признал, что ли? Ох, видать, ты — ухо, парень. Хлебнешь лиха на веку. Проходи, проходи…
Решительно растолкав столпившихся у сходней, к капитану пробился запыхавшийся вчерашний рулевой, выпалил одним духом:
— Слопали… подчистую…
— Чего еще?
— Салаку, что для госпиталя.
Капитан метнулся за ним, заметно растерявшийся Мазуренко тоже было похромал следом, но у люка остановился.
Из трюма доносилось:
— Рукой, рукой поглубже…
— Ничего. Рассол и чешуйка…
— Ай-я-яй, ведь для раненых же… Войско на мою голову… А вы куда глядели, такую вашу?..
— Шмон надо устроить. Мешки потрясти…
— И-их ты-ы… От этой рыбки уже и запаху не осталось. Ай-я-яй, как же это я? Промеж глаз деревня сгорела.
Капитан, не взглянув на Мазуренку, сбежал на берег, стал упрекать офицеров, что, мол, дрыхли всю дорогу, как сурки, а беспутное войско творило черт те что, офицеры, в свою очередь, доказывали, что в их обязанность не входит — стоять на часах возле каждой бочки. Разобиженный, багровый капитан махнул рукой, поднялся на свою посудину, вновь не удостоив взглядом хмурого Мазуренку, и на люди больше не показывался.
