Стали прибывать представители от каких-то частей. Вызывали людей по спискам и уводили. К полудню из командиров остался на пристани лишь Мазуренко и с ним человек сорок бойцов.
Старшина строго-настрого приказал не расходиться — ожидались машины.
Сергей облюбовал место во рву, у ограды спускавшегося к реке сада. Хотелось побыть одному.
В саду тщедушный дедок с головою в белом пуху, как у ребенка, мазал вонючим раствором стволы яблонь. «Доброго здоровьичка», — предупредительно закивал Сергею и, убедившись, что опасаться его не стоит, отошел подальше.
Сергей задремал. Разбудила его перебранка: дедок усовещивал кого-то:
— Служивый, как же это так, а? К чему ж это?
Он горбился под крайней яблоней, немощно опираясь на шест с тряпкой. Рядом с ним стоял Суржиков, срывал с дерева и клал в пилотку яблоки.
— Куда ж ты дерешь их вползелени? — моргал дедок красными, без ресниц, слезящимися глазами. — Нутряной болестью ишо заболеешь.
— Не рыдай по мне, дед. Солдатское брюхо и гайки переварит…
— А ишо красноармеец… Как же так, а?
— Дед, а дед, дыши молча, а то помрешь.
Сергей ушел на косу, подальше от стыда. Коса — белесая полоска песка — кривой шашкой вдавалась в воду метров на сто. Отсюда казалось: не люди в тени деревьев на берегу, а буро-зеленая листва, осыпавшаяся раньше времени.
Река серебрилась, плавно и могуче неся воды к морю. По стрежню шла большая волна, там пенились седые буруны, будто вода закипала, сюда, к косе, подкатывались с мягким шумом волны помельче; солнце, преломляясь в них, радужно расцвечивало камни на дне. Сергей зачерпнул рукою воды, каплями пропустил ее сквозь пальцы. Кама, Ока ли подарила Волге эти капли? А может, совсем безвестный ручеек, вытекший из буерака, может, ключик, бьющий из-под горы? Отделила русская земля по капле, слила воедино соки свои, и шумит по долинам, гремит на перекатах великая река, кормит и поит все живое. Каждая капелька нужна ей… Так и он, Сергей Кравцов, капелька в людском круговороте, нужен людям. Одни пришли из больших городов, другие спустились с гор, всех впитал в себя людской поток на безводной задонской равнине. И теперь нет Сергею возврата в Чердынь-хуторок до тех пор, пока ходят по его земле ненавистные враги.
Река постоянно полнится одними каплями и теряет другие. Может, и ему, Сергею, суждено потеряться безвестно?
Суржиков и сюда приплелся. Протянул пилотку:
— Бери. Скулы воротит, но ничего, терпимо.
Сергей отвернулся. Суржиков, выковырнув мизинцем остатки цветочной завязи, совал яблоко в рот целиком и, сжевав вместе с семечками, выплевывал хвостик. Вскоре, то ли насытившись, то ли пронятый оскоминой, высыпал, что осталось, в воду, отряхнул о колено пилотку:
