— Нога. Немножко.
— Заживет! Письма наши получил? Пойдем, Атар. Расчет не спит. Всех разбудил Микола.
Сергей осторожно вел Асланбекова по ступенькам. Из землянки доносился разговор.
— Вот это дали! Теперь двинут до самой границы, — строил планы Суржиков. — Верно, дед?
— До границы еще далеко… Однако — двинут, ясное дело.
— А мы сидим… Глянь, дед, кого Серега ведет! — Суржиков сорвался с нар, ринулся к порогу. — Женя! Товарищ сержант! Асланбеков вернулся!
Атара обступили со всех сторон, тискали, обнимали, засыпали вопросами. Счастливый, затурканный, он только скалил белые зубы, сверкая черными блестящими глазами, вертел головой, не зная, что кому отвечать, и каждый успел заметить, как тонко и незащищенно дышит на его шее глубокая розовая вмятина шрама.
— Ну дайте же ему хоть отдышаться, прах вас возьми, — возмутился Чуркин. — Помогите раздеться. Сергунек, придвинь скамейку, на костыле ведь…
Асланбекова раздели, потом разули, усадив на скамью. Он облегченно вздохнул, как путник, наконец-то одолевший долгую дорогу, оглядел землянку, теперь уже обжитую, и сказал молча улыбавшемуся Бондаревичу:
— Вай-вай, как хорошо дома! Я давно просился — доктор не пускал. Вчера просился — доктор не пускал. Асланбеков убежит, говорю, доктор выговор получит, говорю. Доктор больно крепко серчал, хуже Сюржик выражался, а потом бумагу дал, иди, говорит, к чертям собачьим и больше ко мне не попадай, лечить не будем. — Спохватившись, Асланбеков поднял с пола тощенький вещмешок, вынул из него и протянул Жене, стоявшей в наглухо застегнутой шинели у порога «светелки», большую плитку шоколада, остальным — по кусочку. — Асланбеков много шоколад ел, каждый день ел. А потом не ел. Много шоколад домой собрал. А потом в магазин был — трубка видал, табак видал. Старичку сказал: деньга нет, есть шоколад. Бери шоколад, давай табак, давай трубка. Будем дарить Чурка. — Асланбеков сунул обе руки в мешок и, сияя от счастья, на ладонях протянул старому солдату две пачки турецкого табаку и трубку с медным мундштуком.
Растроганный Чуркин, видимо, чтобы не выдать волнения, тут же набил трубку, раскурил, смачно почмокивая губами, и лишь после этого, обняв Асланбекова за плечи, сказал тихо и задушевно:
— Знатно удружил! Спасибо, Атар, и за трубку, и за табачок, и за доброе слово.
— Это ты ловко придумал! — похвалил Асланбекова и Суржиков. — Можно сказать, из беды деда выручил. Замучила его козья ножка. Поминутно вспыхивает, а у него усы трещат. Погляди, на что стали похожи.
