Иван обрадовался, когда Глеб отказался от имущества. Видно, не раз обсуждали с женой: не придется ли делиться? Иван растрогался, поставил ведро браги. И Марфа подобрела. Долго сидели за черным непокрытым столом. Иван, тяжело шевеля заплетающимся языком, все пытался рассказать Глебу, как умирал брат. А потом трезвым голосом сказал:
— Братка наш сильно мучился перед смертью.
Жалость и любовь к Ивану, к его измученной жене и худым детишкам охватила Глеба. В солдатчине все думалось: где-то есть дом, родня. А пришел домой — нет, никому он тут не нужен!
Брат рассказал Глебу, как приисковые рабочие собирали деньги на похоронки, и Глебу захотелось поблагодарить добрых людей.
Он хорошо помнил одинокую шахту у подножия пологой горы. Владелец ее, жирный, кривоногий человек в старой борчатке и облезлом треухе, сам нанимал рабочих, отчаянно торгуясь за каждую копейку. По нескольку раз в день хозяин спускался под землю, ругательски ругая всех подряд. И рабочие, случалось, посылали ему вслед замысловатую ругань. Был он весь на виду, со своей жадностью, со всеми своими подлостями и обманом. И ненавидели его лютой ненавистью.
Теперь десятки шахт прибрала к рукам известная в Сибири золотопромышленница вдова Тарутина. Мелких владельцев разорила, согнала с места. Вдову на приисках в глаза не видывали, на шахтах она не появлялась. Доверенный ее, Собачеев, приезжал два раза в год: посмотрит книги в конторе, поговорит с управляющим и спешит восвояси. Управляющий-бельгиец аккуратно два раза в неделю обходил наземные работы. Иногда ласково спрашивал шахтеров всегда одно и то же, «Голубшик, как себе поживаешь?» Под землей распоряжались надсмотрщики, заработок выдавали табельщики: душили штрафами. Только их и видели рабочие. Получалось, вроде они одни виноваты во всех шахтерских бедах.
А работать становилось все труднее, урочные задания росли, рабочие руки стали дешевле стертого медяка. И непонятно было, кто же так страшно угнетает народ, обсчитывает, обдуривает, заставляет на последние гроши забирать в казенной приисковой лавке тухлое мясо и заплесневевшую муку… Где виновник всему?
Ребенком Глеб любил смотреть, как отец промывает золото, как проворные руки его осторожно погружают лоток в воду, равномерно встряхивают, подбрасывают, заставляя танцевать мелкие крупинки до тех пор, пока песок не уйдет с водой. А на дне лотка остается тонкий мерцающий слой.
Сейчас бельгийцы поставили промывальную машину, она работала день и ночь. Ей не скажешь: «Подожди, дай передохнуть!»
