— В чем дело? — озадаченно и ревниво крикнул Бисеров.
— Наш!.. кого не чаяли!.. Идем и ты к нам, — звала его Настя к себе в палатку.
— Хм… Принципиально не желаю. — И Сережка тут же вернулся обратно.
Совсем не по вкусу ему появление этого парня, о котором, конечно, не без умысла, не упоминала она ни разу… Сережка уже не снимал, а буквально сдирал с ноги узенький модный сапог, и вот не жалея добра, швырнул под койку.
«Верь им после таких сюрпризов, — подумал он с ненавистью. — Днем на реке говорила одно, ласкалась, а теперь — другое…»
Парфен Томилин приготовил ребятам чай, на столе мигала керосиновая лампа, поставленная на кусок жести, и Володька Сенцов, стоя подле нее, внимательно разглядывал себя в осколок зеркала.
— Что? — буркнул Сережка раздраженно. — Проверка своей красоты на предмет улучшения?.. Хорош и так… Только наши девки хитрее нас: близко подпускают — да руки обшибают.
— Ничего. Свое от нас не уйдет, — ответил Володька, помня завтрашний вечер, о котором условился с Галей.
— Нет, пожалуй, и уйдет… в шабрах у нас еще артель поселилась… восемь уховертов — ай да ну!
— Да, приехали, — робко вмешался старик Парфен, наливая в железные кружки мутный, с мусорком, жиденький чай. — По каменному делу маштаки из Владимира.
И принялся резать черный хлеб — каждому по большому ломтю. Ребята всегда ели помногу.
— Ты что же, деда, веников нам заварил? — по-хозяйски молвил Сенцов, лениво размешивая ложкой сахар.
— Зачем веников?.. доподлинный чай… только не свежий. Новый-то чаек берегу я, чтобы по-надольше хватило.
— Ты этак нам миллион накопишь.
— Вот и накоплю, — ответствовал Парфен, довольно пощуриваясь от того, что Володька — владетель его судьбы — пришел в хорошем настроении.
Ребята уселись за стол. Сережка после одной кружки улегся спать, зато Володька Сенцов пил до того усердно, что Парфену пришлось еще раз кипятить чайник. Кипяток поспел, и Парфен, опершись локтями на худые колени, молча сидел в темном углу, на низких нарах, сооруженных из двух поленьев, положенных на землю, и двух украденных Володькой тесин, покрытых хвощовой чаконкой, и терпеливо ждал, пока Володька не «удоволится».
— Сам-то ужинал ли? — спросил Сенцов, разопревший от горячего чая.
— Нет, — зашевелился старик. — Я после тебя уж.
— Ешь давай, — и подложил к его краю два куска.
— Бог спасет, родимый. Мне и одного хватит, — засуетился Парфен и не сдержал тяжелого вздоха, вырвавшегося некстати.
— А чего вздыхаешь? Нездоровится, что ли?
