— Крепко бьешь, да порется, — сказал опять Сережка, наблюдая за его работой и напрашиваясь на разговор. — А ты, — уж если приехал, — так вынимай свои щипцы — клещи — рашпили, и дело ставь на фабричный лад. — И вспомнив о своих разбитых ботинках, поинтересовался: — Заказы с воли берешь?
Но парень принял это как злую насмешку.
— Пошел к черту! — огрызнулся он, прогоняя назойливого гостя, как нищего. — Чего пристал, скобленый затылок?.. Или выглядываешь, что плохо лежит?
Тут уж ощетинился и Сережка, задетый за живое, и, кашлянув с достоинством, сказал:
— Я к тебе, родной лопоток, с добрым приветствием да о домашним вопросом, без чего безусловно никто не живет, а ты — в бутылку… да еще вором честишь, в первый раз человека видя… Что у тебя в голове-то?.. клюквенный кисель, что ли?
Вдруг кто-то сзади дернул его за плечо, — это была Настя Горохова.
— Уже сцепился?.. нельзя одного оставить, — заворчала она на Сережку, как жена на пьяного и скандального мужа. Она прибежала сюда, заслышав у первой палатки недобрые голоса, не сулившие ничего, кроме драки. — С кем ты это, репей?
— Да вон с товарищем «Киселевым» поцапались, — ответил Бисеров насмешливо и пошел прочь. — Владимирской клюквы отведал — немыта и кисла… пойти хоть сладким чаем запить.
Настя не поняла ничего из его слов, не знала никакого Киселева, а, заглянув в палатку, ахнула от удивления и радости:
— Ба-а!.. Петька! Неужто ты?
— Я… а это — ты?.. Настя! Здорово.
— Здравствуй… когда появился-то?
— Нынче, перед полднями… Вчера с Варварой разговор был, а утром — махнул сюда… Стало быть, вы здесь? а Галка? а Маруся?..
— Вместе, в одной палатке… Маруся теперь — секретарь, а мы завтра — в гавань. А ты как надумал сюда?
— Вот так, — смущенно и обрадованно улыбался Петька Радаев, разводя руками.
— Да как?! — кричала Настя.
— Да вот этак… чего, думаю, время вести, давай пойду… Ну и пришел… Тут у вас народу всякого — тьма, а никого не найдешь. Наворошили делов — заплутаться можно… да вот на счастье наши, владимирски, увидали меня. Ну я и пристал к ним пока.
— Во-он что… а здесь работы полно, — торопилась Горохова сообщить ему все разом.
Сережка, сидя на койке, уже разувался в палатке, но тут долетели к нему крик Насти и голос рыжака — такие радостные, нетерпеливые, будто встретились близкие люди, не видавшиеся несколько лет… Одна нога в сапоге, другая — в портянке, Бисеров выскочил на лужайку и увидел: Настя ведет знакомца к своей палатке.
