Девушка, только что убежавшая от него, сидела почему-то тут же, вместе с работницами; перед ней на полу лежал хлеб на разостланной газете, а рядом сидела другая — полная, чернявая, с открытыми густыми волосами, с бойким, чуть свирепым взглядом, с сильными, неженскими руками, — это была Настя Горохова.
Она положила в подол весь свой обед — хлеб, воблу и связку кренделей, а напротив нее, на груде стружек и щепы, сидела третья, моложе остальных, поменьше ростом, с розовыми щеками, — Митрофанова Галя, на ней была зеленая юбка, какие носили комсомолки, и из черного сатина кофта.
Прочие как-то не остановили на себе внимания инженера: все они будто на одно лицо, одетые на общий крестьянский лад — в лаптях, в темных широких ситцевых юбках, в линялых кофтах.
— С нормой как? — спросил он, обращаясь ко всем.
— Белого хлеба мало дают, — выпалила Настя. — Пробавляемся вот кренделями, а они — в цене.
Комсомолка отвернулась, чтобы не прыснуть со смеху, а беглянка увела глаза в сторону.
— Я не об этой норме, — уставился на нее начальник. — Я спрашиваю вас о работе. Где бригадир?
Все молчали, а он ждал, переводя взгляд с одной на другую, но дольше всего остановил взгляд на Олейниковой.
— Тетя Варя в контору ушла, — сказала опять Настя. — На гавань нас переводят… пошла выяснять, чего там бумажные путаники надумали… гоняют с места на место, а для чего? — и сами не знают. — И в упор посмотрела на пришедшего: — А что? Или чего заметил?
— Да. Рамы не так кладете. Надо класть, чтобы не портились. И дорогу тесом завалили… а ездить где?.. по воздуху?
— Рамы еще до нас клали, а насчет теса — правильно. Наша вина. Тетя Варя придет — скажем… Как хочет сама, она — хозяин.
— Я хозяин-то, — воспротивился Дынников, сдерживая улыбку. Ему и самому понравилось такое привычное звучанье хвастливого слова.
— Указчиков разных тут много, — сердито кивнула ему Настя. — А тетя Варя у нас одна, — ее и слушаемся, — говорила она, готовая ввязаться в спор с этим новоявленным хозяином, который был, похоже, недоволен никем и ничем, — есть такие на вольном свете!.. Но тот уже молчал.
Разломив в ладонях крендель, Настя начала есть, разглядывая высокие сапожищи инженера; другие же стеснялись при чужом человеке есть и продолжали сидеть в тех позах, как застал он.
Вдруг догадавшись, что перед ними большой начальник, Настя поглядела исподлобья и с ребяческим любопытством спросила:
— Ты самый, главный, что ли?.. Ну?! — растерявшись совсем, всплеснула она руками: — Батюшки!.. а я-то болтаю.
