Женщины, с ведрами на коромыслах, замирали там, где заставала их колонна машин. Босая ватага ребятишек, сопровождаемая собаками, бежала по луговине вдоль дороги, запинаясь и падая, крича вразнобой пронзительными голосами. Встречная подвода задержалась за деревянным мостком; пожилой крестьянин сидел на возу зеленой травы, туго натянув вожжи, потом спрыгнул с телеги и взял лошадь под уздцы. Но она, заслышав гудки, бросилась в сторону и понеслась; ось телеги зацепилась за груду хвороста и развалила ее.
Остервенелые собаки бросались под машину. На самом выезде, где начиналась черта завода, тянулась по-за гумнами колючая проволока на трехметровых столбах, — пока только с этой стороны и отгородился Дынников от Ключихи, на большее не хватало ни столбов, ни проволоки.
Вдоль изгороди тихонько, едва переставляя ноги и опираясь на кривую длинную палку, брел из Ключихи сутулый старик — в лаптях, в шапке и с подогом в руках; на нем был заплатанный короткий пиджак и чуть не до колен висела бородища.
В нем было что-то необыкновенно древнее, — будто поднялся из могилы, чтобы взглянуть и подивиться на новый мир. Оба иностранца пристально смотрели на старика, который был для них туземцем, и что-то краткое сказал о нем Брайсон голосом, лишенным всякой интонации.
Однако следовало поблагодарить Брайсона за советы, и Дынников обратился к переводчику.. Брайсон усиленно дымил сигарой, не выпуская ее изо рта.
— Мистер Брайсон, — ответил переводчик с подчеркнутой изысканной улыбкой, — отдает должное вашим усилиям идти широким фронтом по пути прогресса.
От лесной опушки двигалось к деревне ленивое стадо, впереди пастух и два подпаска по краям; гуртом бежали овцы, теснясь между коровами.
Протяжное мычанье становилось все дальше, пропадая за шумом мотора.
Высокий берег реки, покрытый лесом, быстро отодвигался вдаль, деревья стали неразличимы, и только белое пятиэтажное здание — новая школа — над самым крутым откосом виднелось отчетливо, и окна ее горели ярко, отражая закатные переливающиеся лучи.
ГЛАВА III
Макар Макарыч Подшибихин
Еще с вечера Дынников приказал подать лошадь к восьми утра, но ее не привели и в десять… Даже секретаря своего приходилось учить, чтобы дорожил временем и берег считанные минуты. А Макар Макарыч — так звали секретаря, — никак не привыкал к прямой своей обязанности.
Пожилой, кругом бритый, низенький и плотный человек с маленькими дымчатыми глазами, в сером, с дырками на локтях, костюме, — он сидел как-то боком на своем стуле, размашисто писал отношения, записки, куда-то бегал, что-то выяснял, опять возвращался, весь потный, в контору, на ходу вытирая нестираным платком круглую, как глобус, голову с седой щетиной, — и писал, писал. Но проку от него было мало!
