Мокроусов допивал свою кружку чая, а Иван Забава опять уселся на койку.
— В картишки не сыграем? — лукаво подмигнул парикмахер, вынув из-под подушки новую колоду карт.
— Ну что ты! — испугался Мартын, еще не опомнившийся после первого проигрыша. — Не стану: однова хватит. Червонцы на дороге не валяются. За них, окаянных, спину ломать приходится.
— А я тебе проиграть хотел.
Иван, не выпуская его из глаз, достал из кармана деньги и отдал Мартыну, признавшись в том, что неудобно ему как-то брать хотя и выигранные, но по существу чужие деньги, тем более, что живут вместе, в одной землянке, имеют общий стол. Мокроусов с благодарностью принял их и запер в свой сундучок.
Не забыл Дынников своего обещания и прислал Парфену Томилину новехонькую пару из плотной парусины. Хоть сто годов носи — не износишь! Правда, сшит был подарочек не по размеру: штаны — широкие, длинные, пола пиджака, если запахнуть ее, доставала до плеча, — но даровому коньку не смотрят в зубы. Парфен обносился очень, и потому как нельзя более кстати пришлась обновка.
Парфен надел ее и несколько раз выходил из палатки, будто по делу, — но единственно для того, чтобы подивовались на него другие.
Однако его не замечал никто, или от зависти показывали вид, что не замечают… Да, скорее всего так: завидуют!..
Подмигивая себе, возвращался он обратно, снимал костюм, шумя добротной материей, и надевал опять. Никак не сиделось ему на месте… Вот придут ребята с занятий и ахнут, увидав разодетого старика, а Парфен улыбнется и промолчит… нет, даже не улыбнется!.. А ежели спросят: откуда взял? — «Самый большой начальник прислал», — скажет он тогда и, взяв котелок, тут же уйдет за водой… Пускай без него обсуждают, почему Парфену — сирому, безродному старику — выпала такая честь!..
Время, когда обычно возвращался Володька с ребятами, уже прошло, остывал и чайник, вскипяченный Парфеном, — а их все еще не было.
Старательнее, чем прежде, подмел он голичком земляной пол, взбил подушку на Володькиной постели, разгладил руками морщинки на одеяле и накрыл им подушку, чтобы не пылилась, — так изредка делал он, когда Володька оставлял постель неубранной. Но сегодня Парфен оправил все постели, вымытый стол покрыл свежей газетой, — и палатка преобразилась!.. И самому было любо такое прибранство.
Никогда он не ждал ребят с таким нетерпением как сегодня. Он вышел опять из палатки, чтобы посмотреть на дорогу — не идут ли?.. Но слезящемуся и единственному глазу его доступно было немногое. Сперва показалось Парфену, что — идут!.. Но когда он пригляделся пристальнее, узнал чужих: тропой к палаткам приближались владимирские. Потом целой ватагой привалили девки, с крикливым шумом проходя мимо него.
