Мартын подозрительно покосился на него, но промолчал.
— Пожилому крестьянину приличествует бородка, — заметил, между прочим, Забава, держа его за бороду. — В прежнее время ученые люди и то волоском не брезговали… и даже законно похвалялись. Петр Первый — сильная личность — новую моду ввел, а нынешний век, можно сказать, совсем голый.
И не разобрать было — или он восторгается обилием работы, которой награждало его время, или осуждает. Сам же он брился кругом, как и Макар Макарыч Подшибихин, прибегавший сюда частенько. Харитон сказал:
— Живых ученых не видал, а на карточках — действительно… Я три года себя подправляю, иначе нельзя: третье лето с заграничными господами работаю. Один заводище в лесу сгрохали, теперь господь привел и второму подмогой стать. А этой зимой в колхоз влился. Никто до меня не решался, а я — махнул.
— И не каешься? — спросил Иван.
— Кайся тот, кто грешит, а в колхозе греха нету. Я вроде на меже стою, — промеж деревни и городу: там поработаю — сюда приду. Вот он — я такой, пролетария всех стран! — заключил старик.
— Это хорошо, что на меже стоишь, — похвалил Забава, наводя красоту на благообразный лик Харитонушки. — А что за завод такой, в лесу? — Не любил Иван молчать во время работы, потому и спрашивал.
— А такой… на оборону страны… поважнее этого…
— А кормили как? Лучше, чем здесь? или…
— Как же, хорошо кормили. Там в пяти верстах узловая станция, — Ломовка прозывается. Ну оттуда и везли всего.
— Не знай, не бывал в этой Ломовке, — безразлично сказал Иван.
— Да, великое дело харч, — вздохнул Мартын. — А у нас здесь одни дыры да прорывы… за хлебом — и то приходится стоять в очереди дорогие часы.
— Ну, ты не больно бережешь их, часы эти, — сказал Харитонушка.
— Берег бы, да не приходится… Утром давеча встали за хлебом, а Колыванов на машине ехал, увидал — и всех до единого прогнал на работу… А работа, она что ж… не медведь, в лес не убежит.
Иван аккуратно, не торопясь, расчесывал старику прямой рядок, поддерживая затылок широкой ладонью. Сильная, но мягкая была у него рука.
— Одеколончиком спрыснуть? — по привычке или в шутку спросил он, легко нагнувшись.
— Вон Мартынушку спрысни, у него в голове кружение, — сказал Харитонушка и, посбив с колен и плеч волосы, пошел к костру, где закипал чайник.
Тут, на чурбашке у огня, и сидел он — подстриженный, чистый после купанья, а когда, напившись чаю, собрался на занятия, Мартын добродушно улыбнулся:
— Грифель-то не забудь… а то учитель двойку поставит!.. Чудно, право…
