Избранное | страница 95



Конференция закончилась на следующий день. Тарасий ушел из театра, чувствуя себя прямо-таки побитым. «Где кулак держится смирно, там сидят плохие большевики», — вспомнил он. Слова секретаря укома язвили его в самое сердце. Да, Варлам Бакурадзе сказал сущую правду. Именно так обстояло дело в Земоцихе. В прошлом и позапрошлом году Барнаба нисколько не скрывал, что он враг новой жизни. Будь то строительство моста или прокладка дорог, землеустройство или выборы волостного Совета — он во всем старался мешать селу… Ненависть настолько ослепила Барнабу, что он готов был воевать со всем светом. Все, что предпринимали коммунисты, он высмеивал, обливал грязью, старался очернить в глазах крестьян.

Год тому назад кутаисские рабочие сделали крестьянам Земоцихе шефский подарок — провели в село электрический свет.

— Спасибо кутаисцам, хорошее они сделали для нас дело! — сказал Аслан Маргвеладзе.

— Куда уж какое хорошее! У меня из-за этого хорошего дела дойную козу волки задрали, — тут же сочинил Барнаба.

— А при чем же тут электричество?

— Соображаешь плохо. Ну к чему нам, если хорошо подумать, чтобы в наших дебрях ночью было светло как днем? Понаставили столбов, фонарей понавешали… Вот моя коза и не заметила, как стемнело. Осталась в кустарнике — и пожалуйста, попала волкам в зубы… А с меня за этот свет денежки требуют.

Вода в земоцихских колодцах не годилась для питья. Говорили, что от нее можно получить зоб. Благодаря стараниям Тарасия крестьяне провели воду с Катисцверы. Потрудились немало и расходы понесли большие, но зато теперь село имело холодную, вкусную родниковую воду, которая, казалось, мертвого могла оживить.

— А ты чему радуешься, несчастный, — насмехался Барнаба над Кириллом Микадзе. — Холодной воды хорошо попить после того, как поешь шашлыка да опорожнишь бутылку красного вина. А у тебя откуда жажде взяться? И так с утра до вечера полощешь кишки пустой похлебкой!

Недобрый язык у Барнабы. Не язык — а гадюка во рту, как сказал однажды о нем разозленный Дахундара.

Но за последний год Барнаба очень и очень изменился. Он притих, старался быть незаметным — будто и нет такого человека в селе. И на деньги расщедрился, приоткрыл толстый кошелек — выписал для сельской читальни газеты и купил пионерам барабан. Лицо его теперь постоянно сияло благожелательной улыбкой. «Испугался — вот и заискивает», — простодушно объяснял Тарасий такую резкую перемену. Но секретарь уездного комитета раскрыл ему глаза. «На деле-то выходит, что я просто плохой большевик… Так получается!» — думал Тарасий и сердился на себя за то, что разбирался в делах собственного села хуже секретаря уездного комитета. «В чем же я уступил? Где допустил ошибку? Как оказался примиренцем?»