И, усмехнувшись про себя, Аслан решил не связываться с Тарасием и его компанией. Но на собрания продолжал ходить — просто из любопытства.
Наконец члены-учредители артели были все в сборе. И тут неожиданно в исполком явился Туча Дашниани.
Тарасий еще летом, перед сбором урожая, завел с председателем исполкома разговор о сельскохозяйственной артели. Дашниани замотал головой: если бы артель была нужна, из уезда прислали бы предписание. Тарасий тогда ничего не сказал ему и только сегодня сообщил, что в Земоцихе основывается артель.
Председатель исполкома вошел, сердито хлопнув дверью, и заносчиво сказал Тарасию, занятому составлением договора:
— Почему я до сих пор не знал, что происходит у меня в селе?
— Я говорил тебе, товарищ Туча, но ты меня не поддержал, — спокойно ответил Тарасий: он не хотел сейчас ссориться с Дашниани.
— Ну так, значит, я больше не председатель исполкома! Садись на мое место и командуй! — взорвался тот и вышел из комнаты, еще сильней хлопнув дверью.
Тарасий думал, что он вообще уйдет. Но не так-то простодушен был Туча Дашниани. Увидев, что никто не бежит за ним и не умоляет вернуться, он через минуту опять появился в комнате, сел за свой председательский стол и недовольно, словно прожевывая невкусный кусок, сказал:
— Ладно. Зовите народ. Будем начинать.
Тарасий стерпел и это. Ссора с Дашниани могла сейчас только повредить делу.
— Заходите! — крикнул он крестьянам, которые, ожидая начала собрания, сидели на ступеньках лестницы.
Аслан Маргвеладзе поспешно поднялся, еще раз оглядел тех, у кого, по его словам, «только и было, что небо над головой да земля под ногами», и отозвал Тарасия в сторону.
— Вот что я хотел у тебя спросить, — смущенно сказал он: — Нельзя ли нам устроить артель отдельно? Нам тогда тоже дадут трактор?
Тарасий изумился:
— Кому это — вам?
— Да вот нам… Ну, тем, кого называют середняками.
— А от нас почему уходишь?
— Да нет, почему же! — Аслан замялся. — Я от вас не ухожу… Я так, к слову… Дело-то у меня, в общем, такое. Только что приходил ко мне человек из Заречья… Брат мой, оказывается, заболел… При смерти лежит, бедняга. Очень мне не хочется подводить тебя, Тарасий, но сам понимаешь — я должен пойти…
И этот кряжистый, крепкий, как дуб, человек весь съежился и сделал жалобное лицо, чтобы ложь его прозвучала правдоподобней.
— Воля твоя, — хмуро сказал Тарасий. — Хочешь идти — иди. Насильно тебя задерживать не собираюсь.
В эту минуту для него не было на свете человека противнее Аслана Маргвеладзе. Тем не менее Тарасий сдержался и расстался с ним очень спокойно.
