Меки засветил коптилку, прикрыл пламя от ветерка ладонью и пошел вперед, показывая гостям дорогу. Барнаба, кряхтя, чуть ли не на себе волок пьяного вдрызг Дашниани.
Откуда-то издалека доносился смех Талико.
Когда гости спустились к мосту, Меки решил помочь Барнабе и подхватил председателя исполкома с другого бока. Но Дашниани, что-то пробормотав, вдруг передернул широкими плечами, вырвался из рук провожатых, выпрямился и прошел по узкому мостику твердым шагом, ни разу не покачнувшись и не споткнувшись на проломанных досках. Можно было подумать, что в этот вечер он не взял в рот ни капли.
Барнаба молча усмехнулся:
«Э, нет, дорогой Туча, тебя пока еще жалко в речку выбрасывать!»
Меки погасил коптилку и повернул назад. Домой идти ему не хотелось. «Машико опять заставит всю посуду среди ночи перемыть!»
Он сел на мосту под густой ольховой листвой.
С детства любил Меки сидеть вот так — свесив над водой ноги, и смотреть на отражение луны в реке. От быстрого течения у него слегка кружилась голова — казалось, это не мост, а сказочный корабль, и он плывет куда-то очень далеко, в неведомую и прекрасную страну. От тихого плеска волн клонило в сон. Меки обнял перила, прислонился к ним головой и закрыл глаза. Очнулся он от какого-то шума. Кто-то бежал вдоль реки по хрустящей прибрежной гальке. Но кто, Меки за кустами не видел. В другое время он не обратил бы на это внимания: мало ли кто может здесь бегать по ночам! Но сейчас шум быстрых шагов насторожил и встревожил его. Он вскочил, перегнулся через перила.
— Не подходи! Не смей меня трогать! — послышался голос Талико, и среди кустов мелькнуло ее белое платье.
За девушкой кто-то гнался. Но кто? Меки видел только скользящую по берегу большую черную тень.
«Это Хажомия! Кто же еще!»
Запыхавшись, Талико остановилась около моста, прижала руки к груди и оглянулась. Она была совсем рядом — Меки слышал ее частое, неровное дыхание, видел, как она кусает свои лиловые в лунном свете губы.
На тропинке показался Хажомия.
— Талико! Подожди, Талико!..
— Не будешь рукам волю давать?
— Памятью матери клянусь!
— Не знала я, что вино так тебя разберет… Не пошла бы с тобой ни за что!
Хажомия не дал ей договорить. Он набросился на нее, подхватил на руки и, хрипло дыша, понес в ольшаник, подальше от проезжей дороги.
— Пусти!.. Кричать буду!.. Все село сбежится! — Талико беспомощно барахталась в объятиях Хажомии. — Пусти!..
— Люблю тебя, Талико!.. Сил моих больше нет… С ума схожу.
