— Меки, где ты?
Тот стоял в тени, прижавшись к стене.
— Здесь я, — негромко сказал он пересохшим от волнения голосом.
— Ну, что тебе велели передать?
— Да я ваших… не видел…
— Зачем же ты меня звал?
— Так… Я хотел тебя видеть…
Талико засмеялась, кокетливо повернулась в дверях:
— Ну, смотри. Нравится?
— Выйди на минутку… Мне тебе надо сказать…
— Убирайся-ка ты отсюда, Хрикуна неумытый!
— Послушай меня, Талико… Умоляю, не выходи сегодня на сцену. Не играй в спектакле!..
Он так и не успел договорить. Талико хлопнула дверью у него перед носом и ушла.
— Погоди! — крикнул Меки, кидаясь к двери. — Послушай…
Кто-то навалился на него сзади и оттолкнул в сторону. Он оглянулся — мимо торопливо прошли в дом Варден и Хажомия, как бревно, неся на плечах Чолику. Дофина вовремя разыскала его, не то черные глаза Нинуцы, пожалуй, завлекли бы парня бог знает как далеко!.. Среди этого переполоха Меки все-таки удалось снова увидеть Талико.
— Послушай, я же добра тебе хочу…
— Отстань, говорю!
— Постой, дай хоть слово сказать! — взмолился Меки, схватив ее за локоть.
— Уберите этого дурака! — закричала дочка Барнабы Саганелидзе. — Чего он пристал!
— Что ты привязался к девушке, скотина! — заорал Хажомия.
Сбежались парни. Меки затолкали, задергали, дали несколько оплеух и наконец спустили с лестницы взашей. Не прошло и получаса, как народ в саду уже шептался и пересмеивался:
— Слыхали? Работник духанщика пристал к дочке Барнабы Саганелидзе. Еле вырвали бедняжку у него из рук.
Спектакль кончился далеко за полночь. Барнаба Саганелидзе встретил дочь в воротах своего дома:
— Что случилось, девочка? Чего этот олух к тебе привязался?
— Не знаю, — всхлипнула Талико.
Она так и не могла понять, чему больше огорчаться — приставаниям Меки или поцелую, который насильно влепил ей Хажомия. Все догадались, что он поцеловал ее по-настоящему. А проказники-мальчишки на весь сад дружно изобразили звук поцелуя.
— А почему же ты плачешь?
— Испугалась. Вызвал во двор, как будто хотел что-то сказать… Еле оторвали от меня.
— Так вот какие штучки выделывает этот Хрикуна! Ладно, я ему покажу.
Посрамленный при всем народе, Меки не остался на спектакль и убежал домой. Но здесь, в одиночестве, ему стало до того тошно, что, помыв кое-как посуду и подметя духан, он пошел ночевать к Дахундаре.
Друга его дома не было. Меки прилег на жесткую тахту, закрыл глаза и, слушая доносящиеся издалека звуки зурны и бубна, задремал. Он не понял, что разбудило его — жуткий, тяжелый сон или вой шакалов. От пережитого во сне страха он дрожал всем телом. Ему приснилось, что какие-то люди в бурках гнались за ним, чтобы убить. Он кричал: «Помогите!», силился позвать Дахундару, но не мог произнести ни слова. Он и сейчас еще чувствовал боль в челюстях от этого беззвучного крика.
