— Пошло дело! Погрызет он теперь орешки! — негромко хохотнул в кустах Хажомия, когда вымокший до нитки Меки ногтями и зубами впился в тугие узлы.
— Эй, Хрикуна! Куда ты провалился, негодник? — послышался из духана голос Эремо.
Меки испугался. Обломал себе ногти, окровавил десны — а узелок не поддавался. Вспотев от волнения, он отыскал на берегу камень с острым краем, оттяпал на обеих штанинах узелки и быстро оделся. Одна штанина доставала ему теперь до колен, другая была еще короче. Рваные раздерганные края висели бахромой. Как только Меки натянул на себя штаны, в кустах раздался треск веток — казалось, что там резвились медвежата.
— Пионер! — крикнул Хажомия. — Хрикуна-пионер!..
— Хрикуна — пионер! Хрикуна — пионер! — затараторили пастушата, высыпав из кустов на берег.
«Вот беда! — затравленно оглянулся Меки. — Сейчас сюда все село сбежится…»
Как ни стыдился он своего вида, делать нечего — нужно было бежать, иначе хозяин совсем рассвирепеет. И Меки побежал, преследуемый толпой мальчишек. Сначала он кинулся к духану. Но то ли из страха перед Эремо, то ли боясь показаться в селе, с полдороги повернул к зарослям в долине Сатуриа. Здесь позднее и нашел его Дахундара. Принес ему другие штаны и угрюмо сказал:
— Не убивайся, брат, не принимай все так близко к сердцу, не то люди совсем сведут тебя с ума.
Самый большой камень бросила в Меки Талико — Талико, которую он втайне боготворил.
Однажды парни и девушки играли в мяч на полянке в липняке. Меки сидел под навесом и одним глазом поглядывал на двери духана: как бы Эремо не увидел, что он болтается без дела.
— Хрикуна! Живо! — кричала Талико каждый раз, когда мяч отлетал куда-нибудь далеко. Меки мигом срывался с места. Разыскав мяч, Меки никогда не бросал его на площадку кому-нибудь из игроков, а приносил только Талико, да еще с такой счастливой улыбкой, словно дарил ей весь земной шар.
Игра кончилась. Разгоряченная Талико беспокойно озиралась по сторонам — ей еще хотелось двигаться, бегать, играть.
— А ну — догоняйте! — крикнула она и помчалась к реке.
Парни бросились за ней. Чесучовое платье Талико, развеваясь, прошуршало около лица Меки, и он вскочил, будто был привязан к этому платью веревочкой. «А к лицу ли мне, верзиле, скакать по полю?» — вдруг спохватился он. Но такой привлекательной, такой задорной была Талико в своем вольном полете по усеянному пестрыми цветами лугу, сквозь светлый летний вечер, что у Меки мигом выросли за спиной крылья. Он перемахнул через изгородь и пустился за Талико так быстро, словно в эти минуты решалась судьба всей его жизни. Хажомия задохнулся от хохота:
