Избранное | страница 133



И случай представился.

Тарасий, любивший вести дело с размахом, задумал вырубить и выкорчевать кустарник на Чиоре. Это добавило бы к артельному клину несколько кцев хорошей пахотной земли: в «Зарю Колхиды» вступили еще несколько заречных батраков, и посевной площади было теперь маловато. Когда их принимали, Бежан Ушверидзе замотал головой и собирался голосовать против — он частенько брюзжал, считая, что Тарасий и так уже превратил артель в пристанище для голытьбы.

— Надо сначала управиться с той землей, что у нас есть, — сказал он. — Семена разбросать — невеликое дело! Нам и без новых участков работы хватит — за посевами присмотреть и урожай вырастить не так-то просто!..

Тарасий улыбнулся в душе:

«Лишь бы посеять, а там будет и уход: крестьянин не бросит на полдороге начатое дело! Увидит всходы кукурузы, схватит свою трехфунтовую мотыгу — и в поле. В адскую жару будет работать, всю кожу себе на ладонях обдерет, но не остановится, пока не возьмет от земли все, что можно взять… «Где пот прольешь, — оттуда не уйдешь!» Это о крестьянине сказано!»

— Если бы не надо было корчевать! — ворчал Георгий Джишкариани. — Когда нам возиться с этими пнями да корневищами! Собачья работа — в могилу может загнать.

Меки понял: наступил его час, и нетерпеливо заерзал на стуле, дожидаясь, пока Джишкариани выговорится.

— Кустарник я выкорчую, — наконец нерешительно сказал он.

— Дурная голова ни рукам, ни ногам покою не дает! — с досадой пробурчал Бежан. Остальные тоже недовольно покосились на Меки. Один только Бачуа Вардосанидзе присоединился к нему.

На следующее утро два друга обрушились с топорами и заступами на заросшее кустарником шакалье гнездовье. До полудня работали молча и зло. Бачуа рубил кусты. Меки выкорчевывал корни. В полдень поели. После обеда Бачуа поднялся с трудом, огляделся вокруг и с горечью сказал:

— С самого утра ворочаем, а вроде и ничего не сделали. Конца не видно.

Вечером, когда стало темнеть, он вскинул на плечо кирку, хмуро мотнул головой:

— Пошли!

— Оставим топоры и кирки в шалаше, — сказал Меки, — зачем нам каждый день таскать их сюда? Здесь никто не украдет.

— Нет, брат! Я не хочу, чтобы этот пустырь стал для меня могилой! Больше тут ноги моей не будет! — огрызнулся Бачуа и, не оглянувшись, пошел по тропинке к селу.

На другое утро Меки отправился на Чиору один.

«Теперь-то я покажу свое усердие!» — думал он и в душе даже радовался тому, что Бачуа так быстро сдался.

Рубить кустарник было не так уж трудно. Зато корчуя корневища, Меки совсем надорвался. Некоторые кусты запустили корни прямо куда-то в преисподнюю. Он по целому часу возился с такими корнями — рубил, копал, тянул, потом отдыхал немного и снова яростно набрасывался на крепкие, жилистые корневища, пока наконец не добивался своего. Но через неделю и Меки почувствовал, что вот-вот окончательно выдохнется. Однажды он до того уморился, что уронил кирку. В этот день он впервые оставил в земле корни одного старого куста: как Меки ни старался, ему так и не удалось одолеть их.