— Хорошо, могу и при нем. Мне тоже нечего скрывать.
— Вот и договорились, — сказал Бачуа. — Что у тебя?
— Хочу знать, зачем оскорбили меня? Почему не приняли в ячейку? Чем я вам не понравилась?
— Что значит понравилась, не понравилась?.. Мы же не на гулянке. Ты наш классовый враг. Потому и не приняли, — сказал Бачуа.
— Как ты сказал? Кто я? — искренне удивилась Талико — такого ей еще никогда никто не говорил.
— Ты наш классовый враг, — спокойно повторил Бачуа. — Что тебе еще непонятно?
Талико не удержалась и вместо ответа залилась своим беспечным смехом.
— Смейся, смейся, — угрюмо опустив голову, сказал Бачуа.
А Меки глаз не мог оторвать от лица Талико. «Какой она враг, она сейчас похожа на ангела, слетевшего с неба! Разве враг, разве нехороший человек может так смеяться?» — подумал Меки, бросив укоряющий взгляд на секретаря ячейки.
Талико вдруг перестала смеяться, порывисто вскочила, вплотную подошла к столу и дерзко сказала:
— Ты подними голову! Чего глаза прячешь? Посмотри, хорошенько посмотри на меня… С такими, как я, не враждуют, Бачуа… К таким за три моря сватов засылают. А вы, похоже, ослепли, мальчики. Откройте глаза, посмотрите на меня, — и она, подняв над головой свои белые-белые руки, закружилась перед ошалевшими парнями, наполнив комнату запахом выжженной солнцем травы.
— Нашла чем удивлять! Видели мы таких артисток. А если хочешь серьезно с нами разговаривать, тогда садись и слушай.
Талико недоверчиво посмотрела на Бачуа и снова присела на кончик стула. Меки благодарно улыбнулся товарищу — очень не хотелось ему, чтобы Талико ушла из ячейки обиженной.
— Ты твердо решила вступить в комсомол? — спросил Бачуа.
— Я же вам не любовную записочку прислала. В моем заявлении все сказано.
Хорошо, поверим. Тогда скажи, как ты с капитализмом решила? Хочешь с нами идти — уходи от капитализма. Окончательно. Раз и навсегда.
— Уйду, если надо, — сразу согласилась Талико, хотя никак не могла понять, чего требует от нее Бачуа, от какого капитализма она должна окончательно уйти. — Ты только скажи, Бачуа…
— Скажу, конечно. Отделись от своего отца…
— А он при чем? — растерялась Талико.
— Не знаешь или прикидываешься, не пойму. Может, думаешь, что капитализм только в Англии? Твой отец, Талико, тоже самый настоящий капитализм, только внутренний, еще пока не добитый. Кулак твой отец, кровосос и эксплуататор неимущего класса. Уйдешь от него — мы заново обсудим твое заявление.
— Уйти от отца? — тихо спросила Талико, и по ее голосу, по ее глазам и даже по тому, как она встревоженно привстала, можно было понять, что она не поверила словам Бачуа, не поверила, что такое можно услышать в родном селе, от школьного товарища, с которым задачки вместе решали, а как-то — он, может, и забыл, но она-то помнила — даже разок поцеловались за кулисами, когда ставили смешной водевиль «Сперва скончались, потом повенчались».
