Могильщик основательно подвыпил с утра, и теперь его клонило ко сну. Он прилег под липой. Но не успел и сомкнуть глаз, как Барнаба затряс его, ухватив за воротник:
— Вставай! Кричи, шуми, собачий сын!..
— Не надо! Не хотим! — заорал Дахундара, вскакивая. — Не хоти-им!
— А-а-а! — загремело впереди, и человеческая стена внезапно качнулась.
Дахундара поднял такой рев, что на его грязной шее надулись жилы толщиной в палец.
Тарасия захлестнула толпа. Все требовали слова и, не дожидаясь разрешения, кричали, перебивали друг друга.
Первым вскочил на стол Гогиса Цагарейшвили. Он пыхтел, надрывался, стараясь перекричать всех, но, увидев, что никто его не слушает, обратился к Тарасию и потребовал, чтобы тот навел порядок и установил тишину.
— Товарищи, тише! — кричал Гигуца Уклеба. — Надо послушать друг друга, товарищи!
Тарасий тряхнул за плечо Тучу Дашниани, который сидел, беспечно развалившись на стуле, и попросил его выступить.
Председатель исполкома махнул рукой:
— Оставь меня! Сами хороните своего покойника!
— Так, значит? Ладно! — Тарасий с досадой отвернулся, поискал глазами Георгия Джишкариани: — Ну-ка, Георгий! Покажи себя! Не подкачай!..
Георгий тотчас же взобрался на стол, начал говорить, но то, что он говорил, услышать было невозможно — толпа ревела и кричала десятками голосов.
— Продолжай, продолжай! — подбодрял Тарасий растерявшегося Георгия. Он поднял руку, требуя тишины, но не так легко их угомонить, этих крикунов.
— Тише! Не мешайте! Граждане, тише!
— Тише! Тише! — послышалось со всех сторон.
Шум понемногу улегся, но почему-то замолчал и Георгий — словно тишина тоже мешала ему говорить.
— Говори, — потянул его за штанину Тарасий.
Георгий тяжело вздохнул и так посмотрел себе под ноги, будто стоял не у края писарского стола, а на краю бездонной пропасти. Терять было нечего. И он выкрикнул совсем уж отчаянно:
— Не верьте сплетням! Все это придумал Барнаба Саганелидзе! Барнаба — наш враг! Он тебе правую руку протягивает для пожатия, а левой заносит кинжал…
— Эй ты, Джишкариани! — издали крикнул Барнаба. — Мало вам того, что поссорили отца с сыном, так вы теперь хотите завести свару между соседями?
— Верно, Барнаба! У-у-у! Долой!
— Дайте и нам говорить!
— Довольно!
— Тише!
— Теперь наша очередь! Нам слово! Нам!
Толпу швыряло из стороны в сторону, она раскачивалась и колыхалась, словно кукурузное поле под сильным ветром.
Георгий оглядел народ беспомощным взглядом и, пожав плечами, слез со стола.
