С годами он мало изменился. Теперь он больше озорничал не по соседским дворам, а на собраниях и сельских сходах. Усевшись в первом ряду, Хажомия, не моргнув глазом, с важным видом, то и дело прерывал докладчика из города: «Понятнее говори, дорогой товарищ, здесь не профессора сидят, а рабочие люди!» — только для того, чтобы вызвать одобрительный смешок в зале.
Однажды он привез из Хони нелепый водевиль «Невеста на пять минут» и предложил его поставить. Бачуа эту пьесу отверг, сославшись на то, что перед пасхой лучше устроить антирелигиозный спектакль.
— Э! Надоела нам, братец, твоя агитация-революция! — зло заорал Хажомия и наотрез отказался участвовать в спектакле.
Дорого обошлась Бачуа обида, нанесенная самолюбию Ухореза. Перед началом спектакля Хажомия пробрался на сцену и сжег там целую чашку серы. В зале стало невозможно дышать — и все зрители разбежались. На следующий день Хажомию исключили из драмкружка.
— Исключили? Ладно! Я этих комсомольцев так отделаю, что их родная мать не узнает! — хвастливо пообещал тогда он.
Хажомия был напорист и нагл, не терпел соперников и дружил только с тем, кто склонялся перед его сильной рукой. Он считался главарем всех молодых деревенских бездельников, но был в то же время отличным запевалой, за столом умел повеселиться сам и развеселить других, и в зажиточных домах его считали нужным человеком. Стоило только у кого-нибудь в Гранатовой роще появиться почетному гостю, как хозяин бросался искать по всему селу Хажомию.
Вспыльчив и горяч был Ухорез. Когда ему нравилась какая-нибудь девушка, уже никто не смел приглашать ее на лекури. А если это изредка случалось, Хажомия вырывал у музыканта бубен и останавливал танец. И пусть бы кто-нибудь попробовал тогда сказать ему хоть слово!.. От пьянства и беспорядочной жизни его красивое лицо не то что поблекло, но потеряло обаяние юности. Черты лица стали жесткими, резко обозначились скулы, а когда он теперь улыбался, все время почему-то казалось, что ему вовсе не до улыбок. Разговаривать с ним было истинным мучением. Редко бывало, чтоб он посмотрел человеку в глаза — и этим он походил на волка. Зверь так же боится человечьего взгляда.
В этот день Барнаба Саганелидзе очень рассчитывал на Хажомию. Он еще раз напомнил духанщику, чтобы тот устроил «парню» и его дружкам царское угощение, а сам отправился налаживать свои дела.
По улице мимо духана, направляясь на сход, прошли крестьяне из Гранатовой рощи.
