— Не знаю… Около духана слышал. Люди говорили.
— Этого мне только не хватало!
Отец Бачуа Нестор Вардосанидзе был человеком, почитаемым всеми соседями. В селе любили его, доверяли ему, прислушивались к его советам. Если у кого-нибудь в семье возникали раздоры или между соседями случалась ссора, неизменно приглашали старика Вардосанидзе — рассудить и помирить. А тут вдруг он сам сцепился с сыном! Конечно, во всем виноват этот сопляк Бачуа! Никто еще толком ничего не знал, а все уже осуждали сына и осыпали его проклятиями.
Бачуа ушел с вырубки злой, с тяжкой горечью обиды в душе. А сестра окончательно испортила ему настроение.
— Ах ты негодник! — набросилась на брата Сашура. — Бросил свое поле и пошел помогать чужим! Как ты посмотришь отцу в глаза?
— Отделюсь я от вас! Хватит! Поняла? Так лучше будет. А теперь отвяжись! — ответил Бачуа, берясь за соху.
«Почему я должен быть единоличником? Почему?» — спрашивал он самого себя, и все внутри у него кипело. Бачуа через силу шел за сохой, вяло понукая быков. Волнение и мысли утомляли его больше, чем работа. Домой он вернулся рано. Вся семья сидела на балконе. Но при его появлении никто не двинулся с места. Сестра не помогла ему распрячь арбу, не подала умыться. Все смотрели на него и молчали. Он стал распрягать быков. Гневный голос отца заставил его вздрогнуть:
— Эй, сопливый комсомолец! Ты что — делиться со мной вздумал?
Старик стоял на балконе, держась одной рукой за столб, а другой указывая на ворота:
— Убирайся вон! С этого дня ты больше мне не сын! Слышишь?
Бачуа видел трясущуюся руку отца, видел, как вздрагивала его длинная, по пояс, белая борода. Трудно было старику произнести эти жестокие слова!
— Когда ты записался в комсомол, я не сказал тебе ни слова, а теперь ты садишься мне на голову и мутишь семью? Вот уж истинно правда сущая: «Колет мне глаза моя же ресничка»! Что ты принес в этот дом, чтобы унести из него что-нибудь? Ходи оборванцем, как твои друзья!..
Косые лучи закатного солнца озаряли худое, побелевшее лицо старика. У ног его вертелась маленькая собачонка. Чувствуя, что хозяин сердится на Бачуа, она тоже зарычала. Вдруг старик пинком отшвырнул собаку и повалился грудью на балконные перила.
— Ведь ты единственный сын у меня, — начал Нестор — и смолк. Слезы душили его. Он громко кашлянул, делая вид, что у него просто запершило в горле. С трудом сдерживая слезы, он продолжал: — Я уже стар, одной ногою стою в могиле… А погляжу вокруг себя, увижу, что дом наш полная чаша, и хочется еще пожить на белом свете… Вчера ночью сердце так схватило, что я смерть свою на пороге увидел — и знаешь, о чем я пожалел? Не о том, что помираю, а что воду до виноградника не довел… Три года копал этот арык, совсем мало осталось, саженей сорок, не больше… И вот видишь — сама смерть пощадила меня, дала отсрочку… А ты… Ты словно с цепи сорвался! Почему ты разрушаешь семью? Хочешь пустить на ветер все нажитое мною добро? Не стыдно тебе? Потерпи немного, дай мне спокойно умереть — тогда можешь делать что хочешь… Потерпи — жить мне осталось недолго!
