— Долго говорить некогда. За нами гонятся собаки…
— Собаки? — испуганно перебивает хозяйка. — Так это же ищейки. Они у нас в Благовещенске были. По следу приведут… Через болото надо уходить в лес. Тут рядом, — и женщина бросается к постели.
— Петро! Петро! — тормошит она спящего.
Петро поднимает голову и снова валится на подушку…
— Петро! — хозяйка рывком сажает мужа. — За товарищами немцы с собаками идут. Надо через болото перевести. По мосту. Ты знаешь…
Невидящими спросонок глазами Петро оглядывает нас.
— Спать, — говорит он сонным голосом. — Спать…
— Господи! Да что же мне делать с тобой?.. Товарищи дерутся, умирают… Петро!..
Хозяин протирает глаза. Он пристально оглядывает нас и, кажется, все понимает.
— Сапоги! — соскочив с постели, торопит он. — А как же ты, Настя?
— Не думай обо мне. Иди. Все будет хорошо… Ну, Петро, — вскинув высоко руки, она обнимает мужа за шею и на мгновение прижимается к нему…
Через двор выходим в поле. Бежим. Петро останавливается. Перед нами вода.
— Болото после дождей разлилось, — говорит Петро. — Будет глубоко — не пугайтесь.
Спускаемся с берега. Хрустит тонкий ледок. Вода по щиколотку, по колено, по пояс.
Вдали тявкает собака. За ней вторая, третья — и все сливается в сплошной злобный лай.
— Ходу! Ходу! — торопит Петро.
Еще несколько шагов — и воде конец.
Повернув круто влево, бежим за Петром к кустам и забираемся в самую гущу.
Собаки смолкли: очевидно, потеряли след. Слышим только глухие отдаленные голоса.
— Ну, товарищи, — быстро объясняет Петро, — вот этой тропой идите прямо. Только вправо не сворачивайте: там поселок Василек…
— Может быть, с нами пойдешь? — предлагаю я.
— Не могу. О Насте сердце болит — как она там… Я ведь, товарищи, всего два дня, как из плена бежал. Потом приду.
Прощаемся с Петром. Он исчезает в кустах.
— Це операция, — глубокомысленно замечает Рева. — В кавалерии это называется «аллюр три креста»… Да, маленько сманеврировать пришлось.
Рассуждать некогда. Раздеваться, немедленно раздеваться догола и выжимать одежду…
Холодно так, что челюсти сводит…
На том берегу, в Благовещенске, раздается одинокий выстрел.
— Что это? — тихо спрашивает Рева. — Неужели Настю?
Ему никто не отвечает… Идем узкой тропой.
*
Сидим в лесной глуши. Говорить никому не хочется. Каждый думает о своем.
Еще раз проверяю себя, спокойно, не спеша, оцениваю обстановку…
— Товарищи, — наконец, говорю я. — С сегодняшнего дня мы становимся партизанами. А как вы решаете? — обращаюсь к Пашкевичу и Чапову.
