Я повернулся и поднялся по лестнице, надеясь, что Робин пойдет следом.
Мы вышли в прачечную. Я осторожно закрыл за ней дверь и спрятал руки в карманы, глядя в ее круглые от шока глаза.
– Я хочу, чтобы ты крикнула с лестницы, что я пришел и спускаюсь к ней, – потребовал я.
– Но… ты… как давно ты там сидел? – с запинками спросила Робин.
Я молчал, и она нахмурилась.
– Ты была права насчет меня, – уклончиво ответил я. – Мне действительно нравятся женщины. Особенно красивые. И я никогда не стремился к отношениям лишь с одной. У меня даже никогда не было девушки. Им просто не удавалось привлечь мое внимание надолго. До недавнего времени.
Морщинка между ее бровей мгновенно испарилась, а поджатые губы расплылись в улыбке. Не произнося больше ни слова, Робин повернулась, открыла дверь и крикнула в подвал:
– Амелия! У тебя гости!
Я подмигнул ей и начал спускаться обратно.
– Только не облажайся! – прошипела Робин. – В ее жизни и так было слишком много дерьма, ей не нужна добавка, Таг Таггерт. Солнышко, розы, поцелуи, обожание – вот твоя работа! Чтоб без всякого дерьма!
Я не мог пообещать ей безоблачного будущего. Даже не мог пообещать, что обойдется без дерьма с моей стороны… Я не мог изменить свою ДНК и не сомневался, что некоторые ее нити изрядно испачканы. Но я решительно обязан защитить Милли, насколько это в моих силах. Я оглянулся через плечо и кивнул верной кузине Милли, давая понять, что услышал ее, и Робин закрыла дверь, чтобы мы побыли наедине, в то время как я бесцеремонно нарушил их уединение.
Милли ждала, явно недоумевая, кто эти гости. Она распустила волосы, и те беспорядочно упали на плечи, но она не пыталась пригладить локоны или поправить одежду. Милли выглядела величественно и собранно в своей неподвижности, настолько уверенной в себе, что не чувствовала нужды суетиться над своим видом. Дэмьен Райс пел о том, как «не мог отвести от тебя глаз», и я не мог с ним не согласиться.
– Давид? – тихо спросила Милли. От того, что она узнала меня, я снова почувствовал головокружение.
– Я что, единственный парень, который так шумно спускается по лестнице? – На этот раз я намеренно шумел.
– Не-а, слышал бы ты Генри. Ты просто… единственный парень, – очаровательно призналась она. Ее щеки порозовели, а моя грудь запылала жаром.
Меня окатила волна облегчения. Слава богу, я единственный парень.
Я остановился в шаге от Милли и взял ее за руку.
– Тебе нравится эта песня?
Ведь очевидно же, что да, и очевидно, что я дурак.
