Песнь Давида | страница 91



– До 1900 года призовые бои длились вплоть до ста раундов, – процедил Генри.

– И на каком раунде мы с тобой? Вряд ли я выдержу аж сто против тебя. Я сдаюсь. Ты победил.

– Сдаваться запрещено, – ответил он, повторяя слова, которые я сказал ему когда-то в зале.

– Сдаваться запрещено во всех случаях, кроме тех, когда ты не прав. А я был не прав. Прости, Генри.

– Амелия? – спросил он.

Я чуть его не обнял. Мальчик не нуждался в извинениях – он хотел получить ответы, и я уважал его за это.

– Амелия особенная. Она не такая, как остальные девушки. И она мне нравится, Генри, очень. Но когда ты любишь человека, который нуждается в тебе, который полагается на тебя не только в романтическом плане, с этим приходит дополнительная ответственность. Я должен быть уверен, что готов к этому. Ты понимаешь?

– Когда-то свиные мочевые пузыри использовались как мячи для регби.

– Ты хочешь сказать, что я свинья, Генри?

Тот начал улыбаться и на секунду поднял на меня глаза, прежде чем захрюкать и захохотать во весь голос.

– Так и есть! – я рассмеялся вместе с ним. – Кажется, ты впервые пошутил!

Я попытался взять его рукой за шею, но Генри уклонился и набросился на мои ноги, как учил его Кори. Я заулюлюкал, склоняясь над ним и обхватывая его тощую спину, а затем оторвал ноги мальчика от пола. Поскольку он по-прежнему держал меня за бедра, он повис головой вниз.

– Лучший боец в любом весе! Скажи это, Генри! Скажи: «Таг, ты лучший боец во всем мире!» – потребовал я, смеясь.

– Жорж Сен-Пьер лучший боец во всем мире! – пропищал он, отпуская мои ноги.

– Сен-Пьер! – взревел я и поднял его выше. – Скажи, что Таг Таггерт лучший боец во всем мире!

– Чак Лидделл лучший боец во всем мире! – крикнул он, сопя.

– Что? Да он уже в прошлом! – возразил я, хотя пошел бы на все, чтобы заманить Лидделла в свой зал.

– Таг Таггерт худший боец во всем мире! – Генри заливался хохотом, а его лицо стало таким же красным, как волосы. Я перевернул его на ноги, и он закачался, по-прежнему смеясь. Я помог ему восстановить равновесие и сделал вид, что сержусь.

– Лучший. Лучший боец во всем мире. Ты слышал?

– Ронда Раузи лучший боец во всем мире, – пропыхтел он, не сдаваясь.

Я поднял руки в воздух:

– Тут ты меня подловил, малец. Кстати, о роскошных, крутых женщинах, где Глупышка Милли?

Генри замер, прислушиваясь, а затем показал на пол. Теперь, когда мы перестали шуметь, я услышал слабые басы, доносящиеся из подвала.

– Внизу? Показывай дорогу.