— Хм-хм, — ответила я, возвращая свое внимание к почти двухметровой кошке, нарисованной рядом с аккуратной надписью «ТАБАК КАТЦА ЖЕВАТЕЛЬНЫЙ — ПРОСТО ЗАМУРРРЧАТЕЛЬНЫЙ». Эта кошка Катца была одной из лучших, что я видела — в отличие от прочих кошек с логотипов (взять, к примеру, железнодорожную Чесси), каждая из катцевских была индивидуальностью: менялись расцветки, позы, а порой и количество животных на вывеске. А этот рисунок был так и вовсе шедевром: серый тигр, чья шерсть — вы попросту знали это! — была бы мягкой на ощупь. Каждый волосок, переливающийся разными оттенками, на конце заканчивался каплей белизны: ее было как раз достаточно, чтобы кота окутало какой-то сияющей аурой. Мягкая полнота его шеи говорила: это самец, причем самец некастрированный; в том возрасте, когда он уже мог стать отцом нескольких выводков котят, но еще не настолько взрослый, чтобы метить углы из вредности или покрыться боевыми шрамами. Молодой самец лет двух или, может, трех. И глаза его тоже глядели мягко: доверчивые, словно подернутые дымкой зеленые радужки с желтой каймой вокруг овальных зрачков. Серовато-розовый нос и рот, из которого едва выглядывают острия клыков. Он отдыхал, лежа на боку, поэтому были видны подушечки всех его четырех лап; каждая была окрашена в тот цвет на пересечении серого и розового, которого не найдешь в цветовой гамме ни у одного художника. Хвост в светлых и темных кольцах покоился, свернувшись завитком, на задних лапах. Но что-то в его милой мордочке словно говорило, что этот кот прыгнет вам на руки, стоит лишь слегка похлопать себя по груди и позвать его…
Однако, принимая во внимание, что кот был почти целиком серый, а стена сарая уже почти совсем обветшала, мне нужно было добиться безупречной выдержки затвора — или прости-прощай фотокарточка этого конкретного катцевского кота. А облака мчались все быстрее и быстрее…
— Похоже, Приятель сегодня не в настроении сниматься, — услужливо прокомментировал старичок, сплюнув табак, и я пропустила еще один миг солнечного света, в который могла бы запечатлеть образ лежащего кота. И тут меня прорвало. Я выпустила камеру из рук (она стукнула меня по груди, повиснув на ремешке), обернулась и спросила:
— Это ваш сарай? Мне заплатить вам за снимок или что?
Старик посмотрел на меня из-под козырька, и взгляд его широко распахнутых глаз был одновременно кротким и обиженным. Продолжая пережевывать табак, он проговорил:
— За этого мне уже заплатили, но, пожалуй, можно сказать, что это
