— Ничего Бугримовой не вкалывали — следов инъекции на теле нет. Скорее всего, она надышалась какого-то порошка… Труп сразу в городской морг увезли, результатами вскрытия я не интересовался. Но если вам, Эммануил Венедиктович, нужны подробности, то специально узнаю их у знакомого патологоанатома.
Лицо Быстрицкого вытянулось и позеленело — он стал похож на лохматый огурец.
— Что вы, отче, не нужны мне никакие подробности! Я просто так спросил, чтоб беседу поддержать.
Помолчав всего пару секунд, старичок встрепенулся.
— Ой, как же я мог забыть! Сегодня в архиве наш дорогой профессор обнаружила доказательства того, что вы, Семен Семенович, родственник…
Тут коротышка осекся, явно не решаясь признать родство банкира с прислугой. «Ну-ну, договаривай, раз начал», — злорадно подумала Вика.
— Так кому я родственник? — заинтригованный Тормакин даже привстал со стула.
Старик вконец смутился.
— В-вроде кому-то из этого дома, — заикаясь, пролепетал он. — Подробнее лучше у дорогого профессора спросить, я тонкостей не помню.
«Выкрутился-таки, — хмыкнула про себя Виктория.
— Вечно ты, Быстрицкий, запоминаешь всякую ерунду, а что действительно важно, так у тебя склероз, — глядя на коротышку, скривил и без того перекошенное лицо банкир.
Эммануил Венедиктович сокрушенно затряс пушистой головой.
— Виноват-простите-извините!
Дальнейший разговор Вика уже не слышала. К своей огромной радости, она вдруг обнаружила, что приступ оборотничества прошел. Слух и обоняние стали прежними, зрение — опять цветным. Теперь девушка могла спокойно зайти в столовую. Однако ни есть, ни общаться ей уже совершенно не хотелось. А вот что хотелось, так это — упасть в кровать и заснуть. Виктория торопливо поднялась к себе. Не зажигая свет, она разделась и тут же повалилась на кровать. Спать, спать, спать…
* * *
Сон перенес ее в прошлое. Какое-то холодное, сырое помещение было полностью погружено в темноту. Со скрипом отворилась дверь. Внутрь вошел слуга Харитон, освещая дорогу пламенем горящего факела. Помещение оказалось погребом — теперь его можно было хорошо рассмотреть. Наверное, двести лет назад погреба использовали как холодильники. Обстановка здесь вполне соответствовала назначению: прямоугольная комната с низким потолком была сплошь уставлена корзинами, мешками и ящиками со съестными припасами. Графскому поместью явно не грозил голод — помещение, заполоненное до отказа едой, было настолько велико, что даже яркий свет факела терялся в его дальних углах. В одном из этих углов находилось то, за чем туземец-колдун спустился этой ночью в погреб. Харитон равнодушно прошел мимо ящиков с корзинами и остановился перед большой железной клеткой. Он поднес факел к толстым прутьям. Пламя осветило измученное лицо кормилицы Светланы. Сейчас в ней трудно было узнать ту гордую дородную красавицу, которой она была еще совсем недавно. Поникшая женщина сидела на полу клетки и безучастно смотрела перед собой. На ней была старая грязная рубаха, руки и ноги — крепко связаны. Но самые поразительные изменения произошли с волосами кормилицы. Роскошная золотая коса, которой Светлана по праву гордилась, бесследно исчезла. Теперь женщина была совершенно лысая — ее обрили. Несчастная увидела Харитона, и глаза ее горестно сощурились.
