Быстрицкий коротко кивнул. Женщина ненадолго скрылась в кафе и вышла оттуда с подносом, на котором стояла рюмка коньяка. Одним махом Эммануил Венедиктович опрокинул ее и звонко поставил снова на поднос. Все было проделано настолько оперативно, что стало ясно — для старичка это привычное дело. Продавщица тем временем смерила Викторию изучающим взглядом.
— А вы, значит, та самая девица, которую из Москвы вызвали в старых бумажках ковыряться?
Вика растерялась от такой бестактности. Спасать ситуацию кинулся Быстрицкий.
— Марь Петровна, я же вам рассказывал: Виктория Олеговна — профессор, прибыла сюда графский архив разбирать.
Продавщица презрительно фыркнула.
— Чего там разбирать? Бумажки — они и есть бумажки. Жили люди давно, и писали давно. Вот и вся история. А шуму-то из-за этих дневников с родословными…
Вика в недоумении воззрилась на нее.
— Откуда вы знаете, что в сундуке есть дневник и родословная?
— Так кто ж этого не знает, милая? — отмахнулась Марья Петровна. — Сундук черте сколько в подвале сельсовета стоял. В него все кому не лень заглядали.
— Деревенские жители видели документы — и ничего не растащили? — изумилась девушка.
Продавщица глянула на нее, как на умалишенную.
— Чего там тащить? Чай, не золото с брильянтами, а бумажки старые. Какой от них прок? Ну, поглазел народ — да и назад, в сундук, поклал. Делов-то…
Викино внимание привлекла статуя, возвышающаяся около кафе.
— Кто этот бородатый мужчина в костюме? — обратилась она к продавщице.
Та пожала плечами.
— Без понятия. Это лучше у местных поспрошать.
— А вы, Марь Петровна, разве не местная? — удивился Быстрицкий.
— Я-то? Не, я из псковских. Двадцать лет назад рванула сюда дурной козой, когда в муженька своего будущего втюрилась. Тут, в Красных петушках, и выяснилось, что он еще тот пропойца. Деньги пропил, хозяйство пропил, мозги тоже пропил. Да и сам вскорости богу душу отдал. Хотя и до того, как помер, ничем, окромя водяры, не интересовался.
— Кто же все-таки может рассказать о памятнике? — не унималась Вика.
Марья Петровна задумалась. Думала она так долго, что девушка заподозрила: среди местных никто особой любознательностью не отличается. Но тут щекастое лицо продавщицы просветлело.
— Вы отца Даниила поспрошайте — он историю деревни хорошо знает… И вообще мужчина положительный, — зачем-то добавила она.
— Хорошо, спрошу, — кивнула Виктория. — Ладно, пойдем мы уже.
— До свидания, Марь Петровна, — заискивающе проворковал Быстрицкий. — Завтра обязательно к вам поболтать забегу.
