— С «этими» вы держали себя превосходно, — наклонившись и с усилием сдерживая улыбку, шепнул главный врач дяде Володе. — А вот насчет нарушения санаторного режима у нас будет интервью отдельно.
— Помилуйте, Иван Иванович, — шутейно взмолился дядя Володя, — я готов еще три часа разговаривать с глазу на глаз с Европой и Америкой, но с вами…
Главный врач погрозил ему пальцем и пошел за корреспондентами.
— Ну, ты настоящий дипломат, Володя! — восхищенно проговорил Петр Ипатьевич. — Видал, с какими кислыми рожами ушли эти господа?
— Молодец! — похвалил Сергей Архипович.
— Эх! — вздохнул дядя Володя. — Сбросить бы мне десятка два годов, да получиться малость, — я бы всем этим Идэнам да Блюмам показал, где раки зимуют!
Пока старики делились впечатлениями от беседы «с Европой и Америкой» и запивали холодным пивом форель, в ресторане появилась пара молодых людей.
Стоило только взглянуть на вошедших, чтобы безошибочно признать в высоком, чуть сутуловатом, с мягкой, не то застенчивой, не то сдержанной улыбкой мужчине — сына Петра Ипатьевича, а в белолицей, с резко очерченными губами, синеглазой стройной женщине — дочь Сергея Архиповича. Вот уж и в самом деле, как говорится, яблочко от яблони недалеко падает!
— Попались! — воскликнула дочка Сергея Архиповича, подойдя к столику. — Больным надо принимать нарзанные ванны, а они…
— Тихо, Анна! — остановил ее отец. — Нарзан — штука добрая, конечно, но иной раз не мешает полечиться и другим лекарством.
— Вот я доложу сейчас главврачу, он вам задаст лекарство!
— Опоздали, Анна Сергеевна, — засмеялся дядя Володя. — Врач уже был. Тут, можно сказать, состоялась международная конференция.
Молодых людей усадили за стол. Петр Ипатьевич рассказал, как дядя Володя беседовал с иностранными репортерами. Анна забыла уже, что только что строго распекала нарушителей санаторного режима, и громко смеялась вместе с мужем.
Дядя Володя захмелел, и голос его теперь звучал зычно, на весь ресторан:
— А рассказать бы этим щелкоперам про… ну, хотя бы про тебя, Петр Ипатьевич. Пожалуй, не поверили бы, а?
Рассказать бы, как отец твой Ипатий вырос, женился и состарился на Путиловском, спал в сыром подвале на Лиговке, и вокруг него пищали семь голодных птенцов, а?
Рассказать бы, как один из тех птенцов, Петька, стал после революции мастером, Петром Ипатьевичем, а внука Ипатия в двадцать пять лет уже величали Николаем Петровичем, и был он главным конструктором на большом заводе. Династия! И заметьте, потомки идут в гору, живут выше и красивше, а?
