Будапештская весна | страница 51



Мрачный и подавленный, он беспомощно ходил взад и вперед по кухне, а затем вышел на лестницу, чтобы понаблюдать за суетливой жизнью большого дома. Даже без шинели ему было не холодно: в воздухе чувствовалась почти весенняя ароматная свежесть. Город погрузился в тишину. Лишь некоторое время спустя со двора послышалось сначала пение, а затем голос дядюшки Жиги, который постучался к кому-то в дверь и исчез. Вскоре во двор подышать свежим воздухом вышли жильцы, которые в ночь перед рождеством спустились в подвал, боясь очередного обстрела и бомбардировки. Они курили и о чем-то спорили, но так тихо, что Гажо не мог слышать их слов. Потом где-то заплакал грудной ребенок, кто-то заиграл на пианино…


Золтан очень быстро забыл о своем отпускном билете, так как последнее время все его мысли были заняты Юткой. Близость девушки возбуждала его, наполняла беспокойством, его медленные, ленивые движения стали быстрее. Сам он этого не замечал, но от внимания Ютки это не ускользнуло. Целый день Золтан внимательно наблюдал за Юткой, следил за каждым ее движением, подмечая ее привычки, стараясь узнать о ней как можно больше, и все это жадно впитывал в себя, словно боялся, что его краткосрочный отпуск действительно вот-вот кончится. Когда же они оставались наедине, он сразу просил девушку, чтобы она рассказала о себе.

— Нечего мне рассказывать. Жизнь у меня неинтересная… — Ютка пожимала плечами.

Временами девушка сама начинала что-нибудь рассказывать, но редко доходила до конца, замолкая на полуслове. В такие моменты она как-то странно выпячивала губы и уже не отвечала ни на какие вопросы.

Из этих отрывистых рассказов у Золтана сложилось мозаичное и далеко не полное представление о Ютке. Целыми днями он с нетерпением ждал того момента, когда наконец останется с ней наедине, и очень сердился и даже ревновал ее, когда она уходила из дому по каким-нибудь своим делам. Когда же девушка хозяйничала на кухне, Золтан не мог усидеть в своей комнате и четверти часа. Он выходил следом за ней в кухню и принимался помогать ей перетирать посуду или просто наблюдал, изредка перекидываясь с ней словечком. У него не было сил дождаться вечера, который, по обыкновению, принадлежал только им двоим. Несколько минут он, стоя позади Ютки, которая перемывала тарелки, рассматривал ее прозрачную бледную кожу, сквозь которую на висках просвечивали крохотные голубые жилки, на стройную шею, поросшую светлым пушком. Его лицо оказалось так близко от шеи девушки, что он не выдержал — обнял ее за плечи и хотел поцеловать. Ютка резко обернулась, словно ее укололи иголкой.