Солдаты прошли до железнодорожной насыпи, так как Геза предупредил их, что на Кругу у всех прохожих проверяют документы. Но как только они свернули на улицу Фехервари, Гажо вдруг остановился и указал рукой вперед. На тротуаре возле церкви стояли двое военных.
— Ну и что ты нашел в них особенного? — спросил его Золтан.
— Жандармы. Видишь, шапки с козырьками.
Оба быстро повернули назад и, идя вдоль насыпи, переулками спустились к Дунаю. Сегодня город уже не казался им столь безлюдным, однако трамваи все еще не ходили. Добравшись до набережной, они направились к мосту. В их рюкзаках лежал двухдневный запас продовольствия, гражданская одежда и несколько книг из библиотечки Золтана.
Уровень воды в Дунае был необычно высоким, а от самой воды, мутной и грязной, веяло холодом. Вдоль реки гулял ветер, вздымая темно-зеленые волны. Оба солдата торопливо и молча зашагали дальше.
«Что он все время ухмыляется?» — недовольно подумал Золтан, краешком глаза косясь на Гажо, который шел на полшага позади него.
После прибытия в Будапешт его спутник уже не казался ему столь необходимым. Хорошо знакомые улицы, площади, дома, среди которых он вырос, вернули ему уверенность в себе, и у него даже пропало настроение разговаривать с Гажо. В Дьёре и в пути он видел в Гажо самобытного, во многих отношениях замечательного человека, а теперь интерес к нему как-то сразу поблек. Оказавшись в большом городе, тот растерялся, то и дело оглядывался и стал для Золтана уже скорее обузой, чем поддержкой. Золтан с досадой думал о том, что, возможно, несколько недель им придется просидеть взаперти в одной квартире. Теперь ему больше хотелось побыть одному: ведь, кроме совместного бегства из части, его с Гажо почти ничто не связывало.
Золтан твердо решил, обосновавшись в квартире Коха, попробовать заниматься, готовиться к экзаменам. Он положил в вещмешок несколько учебников, хотя сейчас ему никто не мог сказать, когда предстоят экзамены и будут ли они вообще. Но одна мысль, что он будет читать дневники Сечени и книгу Вилмоша Толнаи об обновлении языка, приятно согревала его сердце; он словно вновь ощущал привычный кисловатый книжный запах — это еще больше отдаляло его от Гажо.
«Только бы ты молчал! Нам ведь не о чем разговаривать», — твердил он про себя. Но Гажо и не думал ничего говорить. Он чувствовал, что товарищ его явно не в духе, и не хотел нарушать ход его мыслей. Он поглядывал на птиц, облепивших голые ветви деревьев возле Технического института: одни воробьи, и ничего больше. Птиц Гажо изучил хорошо: в детстве он частенько наблюдал за ними на гористом лесном склоне возле дома, когда вместе со сверстниками ставил на них силки. Волнообразные родные холмы Бюкка, богатый лес с разнообразной растительностью казались ему сейчас, в этом пустынном и сером городе, недоступно далекими и милыми, но если мысли его витали где-то далеко, то глаза бдительно наблюдали за улицей. Он почти радовался, как только удавалось заметить очередную опасность: ведь он мог предупредить Пинтера и показать тем самым, что без него тому никак не обойтись.
