Весна | страница 94



— Не надо. Он опасный человек.

— Ежели он и впрямь пошел на измену, я его уничтожу!

— Всю кашу заварил Димитр Обшти. Кабы он молчал…

— Ну, этому я решил заткнуть рот навсегда. Когда я узнал, что, несмотря на мой запрет, он собирается ограбить казну, я направил экзекутора Тырновского комитета Христо Иванова, чтобы с ним покончить. Христо вывел его из Орхание в лес, приставил ему к виску револьвер и объявил, что сейчас расстреляет его за нарушение клятвы. Обшти упал перед ним на колени, поцеловал револьвер и снова поклялся, что откажется от грабежа и будет подчиняться приказам главного апостола. Сердце Христо смягчилось, и он простил Димитра. Оставил его в живых.

— Ох, бай Васил, заговорилась я и совсем позабыла спросить — может, ты голоден? Гечо, неси скорей кровяную колбасу, там, в кастрюле! — крикнула Величка мужу, который в это время в летней кухоньке, присев на корточки, нарезал мелкими кусочками сало и вытапливал жир.

— Прежде, Величка, посвети мне, хочу забрать из тайника свои бумаги, — сказал Левский, входя в горницу. Он сдвинул в сторону деревянную кровать и открыл вход в тайник, где было темно, как в могиле. Пахнуло затхлым запахом сырости и бумаги. Величка поднесла ближе зажженный светильник. Слабый свет озарил крохотный темный закуток. Сверкнули полированные рукоятки револьверов, сваленных в правом углу. Рядом — груда патронов с свинцовыми пулями. На стене — ружье Remington и сабля Апостола. На одном из гвоздей висела новая каракулевая шапка с орлиным пером и золотой кокардой — разъяренным львом с поднятой лапой. Поверх большой связки комитетских бумаг лежал бинокль. Все это главный апостол подготовил ко дню восстания.

Левский обвел глазами тайник и, убедившись в том, что все на месте, потянулся к своей сабле. Ласково провел рукою по ножнам и, не поворачивая головы, сказал Величке:

— Этот клинок выковал мне дед Христо, ножовщик из Белиша. Отменный мастер. Острая — волосок пополам рассечет. Эх, Величка, опоясаться бы мне этой саблей да взметнуть ее над головой — увидела бы ты, каков я есть! Ну-ка посвети получше, я соберу бумаги.

— Куда ты их хочешь унести?

— Отсюда их надо убрать во всяком случае.

Величка засуетилась, проворно накрыла на стол, нарезала хлеба, подала колбасы, достала с чердака целую связку сухого винограда.

— Вина не нацедили, знаем, что ты его не жалуешь, — сказала Величка, подкладывая ему колбасы на тарелку. — Кушай на здоровье, бай Васил!

Когда поели, Левский обратился к Гечо Хашнову и сказал: