Весна | страница 10

— Пьюууу!

У меня вдруг стало так тяжело на душе! Грудь стеснила тоска, глаза наполнились слезами. Чего я лишился? Что случилось со мной?

Позади меня застучали шаги. Идут! Дрожь прошла по спине. Идут страшные люди. Не люди — привидения.

Я вскочил.

Никого! Где-то далеко в лесу — таинственный и страшный — раздался вопль черной птицы. Хочет ли она пить или хищник украл у нее птенцов из гнезда? Полная луна плескалась в серебристой воде родника.

А что, если в самом деле придут эти трое с телом брата Андрея на плечах? Сердце готово выскочить у меня из груди…

Я пошел к кошаре.

Закутался в кожух и прикорнул возле деда. Почему я не могу заснуть? Закрыл глаза, а все вижу.

— Дедушка, ты спишь?

— Хрр!

— Дедушка!

— Чего тебе, Монка?

— Скажи, это грех?..

— Какой там еще грех?

— Вчера, когда я проходил мимо могилы брата Андрея, я вырыл Ганкин серебряный крестик и повесил себе на шею. Большой это грех, дедушка, скажи?

— О каком ты крестике болтаешь? Спи лучше! Что это ты бессонный, словно летучая мышь какая!

Я замолчал. На меня глядели черные Ганкины глаза, полные слез.

Перевод Е. Яхниной.

Спросишь меня — я отвечу, Яна:

Ниву спалить я могу,

А в мятном сене целебные травы —

Сено я не зажгу.

Народная песня.

— Поздним вечером, когда на улицах не оставалось ни живой души и месяц скрылся за Белым камнем, те, что живут на верхнем краю села, видели, как с неба скатился большой, с бочонок, огненный шар, лопнул в воздухе и рассыпался тысячью искр. На площади у ваших ворот стало светло, как днем, а стога деда Ноя чуть было не вспыхнули пламенем. Вот оно как, Яна. Змей спустился у самого вашего дома.

— Все врут люди, Никола!

— Нет. Не врут. Вчера вечером, когда шла ты по воду с коромыслом, из-под косынки у тебя выглядывали два ярких георгина, а когда возвращалась обратно — их уже не было. Ты для него оставила цветы у колодца?

— Забыла я их. Вынула из волос, чтоб в колодец не обронить, пока воду набираю, да взгрустнулось мне что-то, вот я о них и позабыла…

— Всю ночь его поджидал, до вторых петухов, и если б он только пришел…

— Зачем ты веришь людской молве?

— Как же не верить? Кого ни встречу, все смотрят на меня, словно заживо хоронят. Да не на такого напали! Покуда голова на плечах держится, не нужно мне ничьей жалости. Скажи правду. Если ты сердцем ко мне остыла, я все брошу. Шапку в охапку — и поминай, как звали.

— Не говори так. Не видалась я с ним. Зря только люди болтают. А коли придет, скажу, что живой не дамся.