Дрожа с головы до ног, я бросилась к Володе.
— Но кто же он? Кто? Говори!
Володя обнял меня за плечи и подвел к письменному столу. Выдвинул ящик, откуда-то из глубины достал фотографическую карточку и подал мне.
— Вот он, Ирина.
Руки мои тряслись, когда я схватила карточку.
— Володя!.. Это же ты!.. Нет… не ты…
Странно знакомое и чужое лицо. На меня смотрели строгие, требовательные и живые глаза, — такие похожие и такие не похожие на Володины. Над большим лбом вились темные волосы — совсем как у Володи. Только рот был не Володин. Володю я привыкла видеть почти всегда веселым, — у человека на карточке губы были плотно сжаты и в углах их лежали глубокие скорбные складки.
— Видишь, какой он, Ирина? — тихо спросил Володя.
Я молчала. Сердце билось где-то у самого горла, сжимало его, мешало говорить.
— Он был большой человек, Ирина, — заговорил Володя медленно. — И он, и мама… Как их любили, как ценили товарищи! Эх, если бы!.. Если бы папа дожил до наших дней!
Я вдруг громко разрыдалась.
— Это хорошо, что ты плачешь, Иринка, — сказал Володя ласково. — На, выпей воды. — Губы мои застучали о край стакана. — Ишь ты, дрожишь вся. Как же говорить с тобой?
Я до боли закусила губу, подавила плач.
— Нет, говори, Володя. Я не буду плакать. Говори все, все!
— Ну, слушай… Папа был крупным революционером. Большевиком.
Я ничего не понимала. Все в голове становилось вверх ногами. Как же это может быть?.. От одного слова «большевик» мне становилось жутко. И вдруг — Володя! и папа!..
— Умирая, папа завещал мне то дело, которому он отдал свою жизнь.
— Какое дело? — через силу спросила я хрипло.
— Революцию, Ирина.
— Рево… люцию? Революция — дело?!
— Большое и прекрасное, Ирина.
— Прекрасное?! — У меня начинало мутиться в голове. Сплю я, что ли?
Володя грустно улыбнулся.
— Слушай, Ирина. Ты видала когда-нибудь, как живут другие дети? Ну, хотя бы у нас в доме, дети хотя бы наших дворников?
— Откуда же я могла их видеть? Разве меня к ним пускают?
— А жаль… Хорошие ребята. У дворника Тараса есть сынишка Аким. Он, правда, старше тебя — ему лет пятнадцать, — но это уже вполне развитой парень. А если бы ты видела, как живут дети рабочих! Особенно фронтовиков… Вот ты сказала: солдаты не хотят воевать, а нужно довести войну до победного конца…
— Конечно, нужно, — сказала я убежденно.
— А зачем?
— Ну… как зачем?.. — я была озадачена.
— А кому нужна война? — спросил Володя.
— Ну… Как кому?.. России… Русскому народу…
— Народу?!. — Володя снова пошел по комнате, ероша волосы. — А ты понимаешь, что такое война. Ирина?
