Нет, такой человек не может быть подсадной уткой. И Тепляков осмелел.
— И все-таки, Геннадий Артурович, вас-то за что?
— Так вот же — за это самое, о чем я вам уже доложил. Понимаете, Юра, кафедра, которой я руководил, по своему оборудованию настолько отстала от современных требований, что мне стыдно читать лекции, пользуясь исключительно грифельной доской и куском мела. При этом рассказывая студентам, что за границей имеются такие университеты, в которых существуют лаборатории, оснащенные тем-то, тем-то и тем-то. Конечно, мы писали и в Академию наук, и в Минобр, и в Думу, и еще черт знает куда, и отовсюду один ответ: нет средств. И точка. И мне, старому дураку, пришла в голову идея: везде берут взятки с кого только можно. У нас — со студентов, из которых никогда не получится ни ученых, ни даже приличных инженеров, поэтому ни один уважающий себя предприниматель не возьмет их на работу. Я даже не знаю, зачем им образование. Зато есть давно установившиеся такса: зачет — столько-то, экзамен — столько-то. Ну, выпустим мы этого дурака в свет, повертится он там, покрутится, ничего не выкрутит и не вывертит и встанет за прилавок. И поделом. Зато можно за эти деньги… нет, не купить заграничное оборудование, а самим изобрести и заказать на заводе. Хотя бы на нашем электромоторном. И я стал брать. Но не со студентов, а с их отцов. В том числе и за то, чтобы зачислить на факультет вольным слушателем. Короче говоря, за все. Потому что не всех своих чад богатые жулики могут послать учиться в Оксфорд. И каждому доброму папаше внушал: чтобы ваш сын получил хорошее образование, надо то-то, то-то и то-то. Внесите, Христа ради, в фонд оснащения лабораторий. Ну, и вносили. Иногда довольно крупные суммы. И несколько самых необходимых приборов мы заказали. Заводчане нам их начали делать, но… но какой-то прохиндей донес — и я оказался здесь. Пока еще не на нарах, а только для того, чтобы подготовить мое сердце к радикальному изменению моего статуса. Такая вот, мой юный друг, история. Чем она закончится, пока не знаю. Да и знать, честно говоря, не хочется. А вы на какой стадии? Простите за назойливость.
Тепляков наморщил лоб, пытаясь найти ответ на заданный вопрос. Но в это время в дверь постучали.
— Входите! Открыто! — своим поставленным голосом откликнулся Дименский.
Дверь отворилась, и на пороге появился бывший следователь Данила Антонович Шарнов в накинутом на милицейский мундир белом халате, с пакетом в опущенной руке.
