Однако Машенька, несмотря на робкое сопротивление Теплякова, принялась расчесывать и раскладывать его жесткие волосы, прижимаясь к нему всем телом, под завистливые взгляды сестры.
Хотя Тепляков ожидал новой встречи со своим подопечным с усиливающимся с каждым часом напряжением, сама встреча оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял: Мих-Мих вышел из квартиры вместе с Лидией Максимовной, буркнул с явной насмешкой:
— Привет, охранитель! Очухался?
— Вполне, — сухо ответил Тепляков, покоробленный тоном Мих-Миха, и нажал кнопку вызова лифта.
Лидия Максимовна улыбнулась грустной улыбкой, дотронулась до его плеча рукой.
— Рада тебя видеть, Юра, — произнесла она. — Действительно все в порядке?
— Действительно.
— Ну и слава богу. А то я ужасно как переживала за тебя.
— О деле бы ты так переживала, — проворчал Мих-Мих. — А то прибыль с продаж почти не растет. Переживала она.
Пока ехали, Тепляков успел заметить, что супруги с утра явно что-то не поделили: они почти не разговаривали, а едва кто-то из них произносил несколько слов, как тут же другой обрывал их короткой и грубой репликой, в каждой из которых звучали отголоски недавней ссоры или скандала. Хотя Тепляков старался не прислушиваться к этим репликам, сосредоточив все внимание на дороге, однако чем дальше, тем неуютнее себя чувствовал. И вздохнул с облегчением, едва передал обоих охране офиса.
Целый день он томился от безделья, пожалев, что не взял с собой учебника по математике. Он пообедал, а потом и поужинал в офисном буфете. Дважды во второй половине дня звонил Машеньке, слушал ее милый лепет, особенно не вдумываясь в произносимые слова. Затем сыграл две партии в шахматы с начальником охраны Павлом Сергеевичем Пучковым. От него узнал, что, пока он, Тепляков, залечивал свою рану, начальство возил молодой охранник, недавно демобилизовавшийся из внутренних войск, парень старательный, но неопытный, однако явно нацелившийся на новую должность.
— Прямо стелется перед ними, — говорил Павел Сергеевич. — Аж смотреть противно, до чего человек может себя унижать. Максимовна такой услужливости не одобряет. Зато Мих-Миху нравится.
— Это который из них? — спросил Тепляков, отправляя своего белого офицера в тыл разорванного фронта фигур противника. — Это не тот, что на входе сидит?
— Он самый. Стаська Кургузов.
— То-то же он на меня так пялился.
— Вот-вот, пялиться — это он умеет. Сказывал, что Мих-Мих обещал послать его к Рассадову в «Кристалл» на обучение.
