Таня-революционерка | страница 3
Иду я по знакомым улицам — не те они, да и только! Торчат трубы, как мертвые Тихо до того, что даже жутко с непривычки. И народу совсем мало. Проходят рабочие, не спешат. По двое, по трое, негромко разговаривают. Не замасленные, не закопченные, чистые, будто в воскресенье. А все-таки на воскресенье почему-то совсем не похоже…
Гляжу — навстречу мне Сима. Из лавочки хлеб несет. Идет бледная, глаза заплаканы. Подошла я к ней, взяла за руку, пошли вместе. Молчу, не знаю, что и сказать… И она молчит.
— В школу больше не пойдешь? — спрашиваю наконец.
— Боюсь, прогонит батюшка… Да и мама хворает… Мне бы на работу куда… Не возьмут!..
Помолчали мы.
Я шепчу совсем тихо:
— Сима, у папы твоего нашли что?
— Нашли. Под матрацем прокламаций штук пять… Знаешь, тех, чтоб бастовать…
Сима всхлипнула.
Завернули за угол. У закрытых заводских ворот стоит небольшая кучка рабочих. Вполголоса между собой о чем-то спорят.
И вдруг где-то совсем близко лошадиные копыта застучали. Сима вздрогнула, еще ниже опустила голову, сжалась вся.
— Вот они, проклятые! — шепчет.
Казачий разъезд шагом проехал мимо нас. Рабочие у ворот замолчали. Казаки на них и не взглянули. А вот рабочие… так и вижу их лица, как они смотрят вслед разъезду!..
…Лежу я, все это вспоминаю, уж и не слышу, о чем папа с мамой говорят. А перед глазами — Сима… рабочие… казаки… сердитое лицо батюшки…
Потом все перемешалось, и я не заметила, как уснула.
Вдруг слышу я сквозь сон, будто кто-то мою подушку двигает. Открываю глаза — мама надо мной наклонилась, вся бледная, глаза большие, руками мне что-то под подушку сует. А в соседней комнате шаги тяжелые топают, голоса мужские…
— Мама, — шепчу, — кто там?
— Обыск, деточка. Полиция. Ты спи, авось тебя не тронут.
Не успела мама подняться, входят двое в комнату. А мама:
— Пожалуйста, — говорит, — тут потише. У нас ребенок больной.
А грубый голос отвечает:
— Ладно! Чего это у вас все ребята хворают? Куда ни придешь с обыском, все ребенок больной.
Я лежу ни жива ни мертва, глаза закрыла, будто сплю. Из соседней комнаты кто-то кричит:
— Сначала здесь осмотрим! Всех из той комнаты сюда!
— А тут только хозяйка, да еще ребенок спит.
— Ребенок пусть спит, а хозяйку сюда.
Вышли все и дверь затворили.
Открыла я глаза, вся дрожу. На столе лампа горит, ужин со стола не прибран, постели не смяты. Видно, еще не ложились спать… А за дверью шаги, голоса.
Дух захватило. Ведь не маленькая, понимаю же: найдут на квартире у наборщика шрифт — ясно же, для чего ему шрифт… Плохо будет папе!
