Видать, мысленно она была уже на даче.
Они остановили синий «Святогор» и через час с небольшим были в районе дома отдыха Никольское-Трубецкое, на даче Толика.
— Ты все время одна, — говорила Наташа по дороге. — Я поняла, что тебе ужасно скучно. А где все-то?
— А! Толик в командировке. В каких-то страш-шных местах… Эки-бастуз… Фер-шампе-нуз… А родители в Карелии. Отец строит для себя большой дом. На двух озерах сра-а-азу. Деревянный, в три этажа. Откуда только люди деньги берут… Я там была. Но сбежала… Представляешь, целый день визжат какие-то электрические пилы, а по ночам хохлы-строители поют что-нибудь вроде: «Несе Галя воду, коромысло гнеться, а за ней Иванко як барвинок вьеться», — громко и мимо всяческих нот спела она, упирая на фрикативное «г». — Ошизеть. Сейчас ты увидишь таджикского Иванко, ты знаешь, этот Али по уши влюблен в меня. Он как напьется, собирается Толика зарезать. Но я запретила ему делать это. Он слушается меня во всем. Я обещала взять его с собой во Францию. Пусть он зарежет Тод-лика там. Ой, To-лика, ой! — Она принялась трагически икать.
Как только «Святогор» притормозил перед мощными воротами, Остроухова встрепенулась, как-то вся зазмеилась телом и волосами, едва не оттолкнув водителя, принялась колотить по клаксону, одновременно извиняясь.
Ворота раскрылись как бы сами собой. Никого не было видно. Али появился откуда-то сбоку, точно вырос из-под земли. Кровожадный таджик казался добрым и скромным малым.
Наташа сразу почувствовала, что по-русски он мог говорить без малейшего акцента, но то ли в угоду хозяевам, то ли из какого-то странного снобизма нелепо коверкал слова.
— Хозяйка приехал, двое приехал, хорошо.
В холле горел камин, пахло еловыми шишками.
— Али, выпить неси нам, — потребовала Остроухова.
— Да ты и так пьянее грязи, — пыталась урезонить ее Наташа.
— Денисова, нишкни, — грозила ей пальцем и строила рожи подруга, — здесь ты в моих руках, что скажу, то и будешь делать.
Кое-как угомонила распоясавшуюся Остроухову, выпив с ней несколько рюмок вина, к каждой из которых та обращалась так: «Рюмочка Христова, откуда ты? Из Ростова. Паспорт есть? Нема. Вот тут тебе и тюрьма». Наташа не сразу уснула в одной из обширных комнат особняка. Сутки сейчас равномерно делились надвое, точно разрубленные адской силой. Суматошный и забирающий все силы день, жутковатый вечер и ночь без сновидений. Как будто все кошмарные сны воплощались другим временем суток.
