И вот теперь ее сверстники с упорством работают по этому профилю, кто носится с мячом и без мяча по зеленым газонам Европы и Азии, кто пишет заранее сенсационную книгу — она даже не вспомнила об Андрее как персонаже конкретном, имея в виду любого другого литератора или историка, — кто удачливо собирает редкие документы, книги с дарственными надписями людей, реально добившихся мировой славы при жизни или после смерти.
Для многих же ее ровесников, и не только для них, мировая слава в первую голову связана с мировой валютой, как с ключиком, открывающим какую-то маленькую дверь, в которой исчезает бесследно наше карликовое племя.
Об этом думала Наташа без грусти, без усталости, точно анонимное зрелое наблюдение пробудилось в ней. «Чем я-то от всех отличаюсь, — укорила она себя, — вляпалась в историю, превращаюсь в героиню какого-то криминального чтива».
Дома было тихо. В самом широком плане. Никто не торчал у подъезда, никто не дежурил на лестнице. Ей удалось на несколько часов забыть о передрягах и опасностях, свалившихся невесть откуда. Масштабы опасности все равно были неясны, и нечего торопить события. Она забралась в ванную, долго плескалась и фыркала, точно снимала слой за слоем напряжение последних дней.
Все это удалось совершить с блеском, как решила она, разглядывая свою сияющую от воды фигурку в большом зеркале.
Шум городской жизни за окнами свидетельствовал разве о том, что Москва огромна, и тот узкий круг людей, в котором она оказалась, не имеет универсального значения. Сила силу ломит. Придется посетить другие дворы, уж коли на то пошло. Она лениво перебрала в уме всех, кто мог быть ей полезен в ближайшее время. Список получился жалкий и нелепый. Какая-то реальная надежда была лишь на Андрея.
Был еще где-то случайный знакомый антиквар, запойный и наглый. Когда-то он предлагал Наташе продать ему картины, чтобы, искусственно состарив их, загнать как антиквариат. Сулил золотые горы, да что-то в это не верилось по причине его бесконечного пьянства. Но сейчас она была готова поверить во что угодно.
Среди ночи ее разбудил телефонный звонок. Спросонок показалось, что звонок междугородний, и Наташа с радостью бросилась к телефону.
— Это тридцать четвертая квартира? — раздался молодой и нагловатый голос.
— Пятьдесят четвертая, — сонно еще ответила Наташа, — а в чем дело?
— Это милиция, — с гордостью прозвучало в трубке, и связь прервалась.
Сон как рукой сняло. Не факт, что ее начали обрабатывать, но вряд ли это случайный звонок. Совпадений не бывает вообще, все происходящее скорее детали обширного плана. А тут она, легкомысленная Наташка, поставлена в чей-то рутинный план в качестве мультяшки, эдакой Красной Шапочки, которой уже исполнилось триста лет.
