Он почувствовал это ожидание, и потому никаких слов не было произнесено, они просто-напросто были не нужны. Казалось, что они вместе перешли незримую черту, за которой начиналось понимание, и молчание было значащим и говорящим.
— Я знаю от учителя, что вы работали в Сербии, в Италии. Тут еще Франция возникла, виноградники, друзья-виноделы. Под каким же флагом вы живете?
Он задумался и впервые за целый вечер закурил, достав пачку «Голуаза», как будто вспомнил Бронбеуса, который рекомендовал своим курящим ученикам этот сорт сигарет.
— Вы курите «Голуаз»? — спросила удивленная Наташа, полагавшая, что он вовсе не курит.
— Я ведь тоже в прошлом ученик нашего общего мэтра.
И Владислав Алексеевич стал увлеченно рассказывать о днях ученичества, вспомнив несколько смешных эпизодов и анекдотов, связанных с Бронбесуом. Наташа поняла, что он ушел от ответа о принадлежности к какой-либо державе, и решила не возвращаться к этой теме.
— Вы как-то говорили о секуляризации как о методе уничтожения традиционной эстетической школы. — Наташа захотела взять реванш, блеснуть перед изменившимся до неузнаваемости реставратором своей эрудицией. — Но может быть, этот процесс естественен, ведь светское искусство тоже должно быть и развиваться. Не станете же вы отрицать, что Пушкин — это наше все.
— Стану. Пушкин — гений, но рядом с ним жили и работали не менее выдающиеся люди, которым ни при каких обстоятельствах не пришло бы в голову писать что-нибудь подобное «Гавриилиаде».
— Но он же раскаялся и принес плоды покаяния.
— Да, умер он как христианин, но в этом он весь — противоречивый, сам с собой несогласный. И женитьба его — тому свидетельство. С какой настойчивостью он добивался того, что в итоге стало его гибелью.
— «Но Пушкин в Вас нарочно верил и Вас, как девочку, любил…» — процитировала Наташа некогда с огромным старанием заученные ею стихи Смелякова, обращенные к Наталье Николаевне Пушкиной.
Владислав Алексеевич усмехнулся, видимо подумав, что она гордится тезоименностью своей с женой Пушкина.
— «Каждый выбирает по себе», ответил он тоже цитатой другого, но менее обездоленного поэта. Интересная вещь, я говорю о так называемом выборе. Он есть, но его нет. Или из двух возможностей берется третья.
— А вы не мудрствуйте, принимайте все как есть. — Наташа почувствовала непреодолимое желание прильнуть к нему и очень рассердилась на себя: «Влюбленность юной коровы унизительна. Впрочем, я слишком строга к себе. Иногда хочется праздника, и, чтобы ни о чем не думать».
