Она осторожно раскрыла письмо, удерживая его на вытянутых руках. Извлекла лист великолепной финской бумаги, на котором было начертано следующее: «Наталья Николаевна, прошу принять мои извинения и желая загладить вину…»
Это она перечла несколько раз, прежде чем продолжила. Ее очень удивил почерк реставратора, всякая буква располагалась отдельно, имела довольно-таки странную форму, и все письмо представляло собой графический шедевр, хоть видно было, что это самый обыкновенный его почерк и что написано было стремительно и без отлагательств.
«…приглашаю Вас к семи часам вечера, сегодня, в кафе, что расположено у Покровской башни и Вам известное. А чтобы развеять Ваши сомнения, сообщаю, что объем работ, необходимый для успешного завершения так называемой практики, Вами выполнен».
Наташа бегло поглядела на подпись Владислава Алексеевича и рухнула на дубовый стул.
Происходящее было сверх любых ее ожиданий.
Она покружилась по комнате, зажмурившись, и перечла письмо еще раз. Впечатление осталось прежним.
До встречи, на которую она не просто пойдет, но побежит, как она поняла, сама удивляясь своей прыти, было всего три часа. Ей нужно привести себя в порядок и как-то особенно одеться, почему-то она знала, что это просто необходимо.
Наташа вспомнила свои московские страдания, связанные с роскошными тряпками подруги Оленьки, вызвавшими в ней необъяснимую зависть. Подруга была одета редкостно просто, но превосходное платье Наташи, взятое как одежда из представлений имперской бабушки, как-то потерялось тогда.
«Век учись, дурой помрешь, — резюмировала она, еще раз представив почерк зловредного реставратора, поразивший ее. — Он-то, конечно, вырядится, как захочет, ему-то что, он мужик, ростом велик, брадат, из Италии вернулся в прошлую среду, придет в каком-нибудь рублевском балахоне из Бари, будто я знаю…»
Простой наряд, который она должна купить, немедленно возник у нее перед глазами. Только бы этот магазин еще не закрыли на какой-нибудь переучет! Это — лен, сарафан под цвет волос, платиновый тон, который ее руки, глаза и продолговатая штучная фигурка превратят во вздох средневековья. И этот мнимый бирюк, скрытное и сильное животное, водившее ее за нос много дней и проявляющее теперь абсолютную приязнь, будет поставлен на место. Посажен, вернее, ибо они будут вопреки регламенту водку пьянствовать и дисциплину хулиганить…
«Ходит по двору экзема, называется — коза, дети, если вы богема, буду драть за волоса».
