«Какая девка пропадает, — усмехнулась она, поощрительно похлопав себя по плечу, — ну да не я одна».
Зная, что в любую точку Пскова она может добраться своим ходом, Наташа медленно побрела в предполагаемую сторону, в конечном счете несколько сбившись с курса. По дороге она собирала взглядом все, что только ни попадалось навстречу: крикливых чаек, свидетельствовавших о присутствии совсем рядом большой воды, вплоть до не такого уж дальнего моря; красивых собак, напоминавших об охоте и разнообразном лесном зверье; комфортабельных кошек, сидящих у крепких ворот подобно сакральным статуэткам; рыбаков, отправленных этими домашними богами за добычей; опрятных людей, расходившихся по своим делам из какой-то одной точки, расположенной, как все в этом шкатулочном городе, рядом.
Столь же мгновенно она оказалась в новой для себя роли помощницы знаменитого реставратора, о котором с пиететом говорил Бронбеус. Едва скользнув по Наташе взглядом, он туг же определил ей место на рабочей площадке — подмастерье.
Никак не выказав своего недовольства, Наташа была уязвлена.
Она считала, и, как думалось ей, не без основания, что уровень ее реставраторских навыков гораздо выше этой скромной роли. Но когда она попросила разрешения выполнить часть работы самостоятельно, расписать фрагмент одеяния Иоанна Крестителя, получила вежливый, но категоричный отказ.
«Ах вот ты какой, северный олень!» — резюмировала Наташа и решила переносить «издевательства» молча. Она заподозрила, что знаменитость насмехается над ней. Казалось, Наташа для него просто не существовала. Это было несколько странно по трем причинам: во-первых, Наташей было передано этому бирюку пространное письмо от старого мастера, во-вторых, не зря же тот настоял на практике именно во Пскове, и самое-то главное, что этот мрачный детина не имел никаких оснований не замечать ее.
Постепенно она пришла к мысли, что так все и было. На вопросы, касающиеся работы, реставратор отвечал быстро и четко, с каким-то итальянским изыском и вызовом, столь же быстро оглядывая ее без всякого выражения. Вопреки Наташиному антагонизму, получилось обратное. Благодаря этим ответам уже через несколько дней она знала неизмеримо больше того скудного запаса сведений, с каким прибыла в монастырь. Несколько устыдившись собственной самоуверенности, она переменилась в мыслях, но бирюк оставался для нее загадкой. Он точно был обнесен крепостной стеной. Наташа знала, что нравится ему, но никак не могла поймать его на этом, расстояние между ними не сокращалось, а, пожалуй, наоборот, увеличивалось после каждой попытки Наташи снять таинственный покров с их отношений. Это было похоже на детскую игру — молчи, скрывайся и таи.
