Еще не успев осмыслить услышанное, Ольга широко распахнула глаза. Из алой розетки на матовом панцире пришельца высунулись синяя жабья морда и тонкие трехпалые лапки, которые уперлись в грудь Существа, выдавливая наружу тщедушное голое тельце.
Ольга снова вскрикнула и, закрыв лицо руками, метнулась из кокона. С минуту она, как муха, билась о податливую сталь преграды, а когда смирилась и вернулась на место, синей твари поблизости уже не было.
— Садись и слушай, — так же бесстрастно повторил незнакомец. — Мы прилетели сюда недавно. Но прошлое подвластно нам, и, чтобы исследовать вашу Историю, чтобы понять всю опасность Человека для Вселенной, нам не потребовалось слишком больших сроков. Мы заглянули в ваше прошлое и повсюду во все времена и у всех народов Земли видели главное. Жестокость. Ваш мир слеплен из крови. Человечество готово стать космической расой, а это значит, что злоба и насилие, которые оно несет в себе, выплеснутся на мирные звездные народы. Вы — носители опасной инфекции. Мы не можем позволить вам существовать.
— Какая ерунда! — тихо сказала Ольга. — Что вы о нас знаете?!
— Мы знаем о вас все. Скоро ты уже не посмеешь со мной не согласиться!..
Асмунд взял секиру и спустился из усадьбы, и, когда он дошел до перекрестка, навстречу ему поднимались Харек и его люди. Асмунд ударил Харека в голову так, что секира рассекла ему мозг. Тут и был конец Хареку. Асмунд же возвратился в усадьбу к конунгу. У секиры обломился весь край лезвия. Тогда конунг сказал:
— Думается мне, Асмунд, кости у этого мужика крепкие. Какой был бы толк в тонкой секире? Сдается мне, что и эта больше ни на что не годна.
Сага о Магнусе Добром.
Пытка Историей продолжалась целую вечность, а когда она кончилась, Ольга подняла заплаканные глаза на пришельца и сказала:
— Это гадко и бесчестно видеть в человечестве только скопище убийц и изуверов!
А перед глазами ее все еще стояли та бесконечная очередь в газовые камеры Освенцима и лицо маленькой палестинки, в руках у которой взорвалась нарядная кукла.
А в ушах Ольги не умолкал мерный вой толпы женщин, которых азартно и методично резали скифские воины, чтобы было кому сопровождать в загробном мире их умершего от водянки царя.
— Наша история не только это!
— А что же еще?
И тогда она представила красные башни и стены Московского Кремля, мирные улицы столицы, и свой родной уральский город, и белые ночи Ленинграда…
— Да?
И на мысли девушки начали наслаиваться другие картины. Плахи и виселицы вокруг лобного места, красные кафтаны стрельцов и кошачье лицо молодого царя с перекошенной тиком щекой. Потом — Москва тревожная, военная, с черным небом, перекрещенным пыльными столбами прожекторов и жесткими стропами аэростатов, и, без суда и следствия, расстрел ракетчика в глухом дворике. Короткая автоматная очередь, эхом отозвавшаяся в незрячих окнах…
