Магод стоял спиной к закрытой двери и смотрел на Гетена так, словно раньше его не видел.
Нони вскинула голову, а потом опустила бутылку и пробку возле руки Гетена.
— Уже отупел. Не вините меня, когда напьетесь, и вас стошнит. Хотите наказать себя за ошибки прошлой ночи? — она указала на него пальцем. — Делайте это сами. Я не буду.
Гетен оскалился на беловолосую женщину и налил кружку медовухи.
— Тогда выйди из комнаты, — прорычал он. Нони ушла, фыркнув, и он мрачно посмотрел на Магода. — Ну? Ты с ней?
Садовник снял тяжелый плащ и повесил на крючок у двери. Он снял перчатки и тяжелые зимние сапоги. А потом взял еще кружку из шкафчика и сел напротив Гетена. Он налил себе и ответил:
— Нет. Тоже согреюсь.
Гетен выпил капсикумэль и смотрел, как снег лениво падал во дворе.
— Как звери?
— Хорошо, — Магод сделал большой глоток медовухи, скривился и вдохнул холодный воздух сквозь зубы. — Переживаю за зерно и запасы сена. Мы не сможем их пополнить, если так продлится еще две недели.
— А ульи?
— Не хочу открывать их. Должны быть в порядке, оставил им много меда и сиропа.
Гетен кивнул. Голова болела. Капсикумэль вряд ли поможет с этим.
Оба мужчины пили и смотрели на снег. После пары тихих мгновений Гетен сказал:
— Мои чары ужасно слабы.
Магод пополнил чашки.
Еще глоток, и тело Гетена согрелось, напряжение на плечах, давящее с прошлого вечера, ослабело. Он указал на бутылку.
— Закрой это, пока я не доказал слова твоей матери, — Магод так и сделал и вернул бутылку на полку. Он снова сел напротив Гетена, теневой маг осушил чашку и перевернул ее на столе. — Мы добрались до поляны, луна покраснела. Я звал только Шемела, но он привел Олегарио и скулящего Волкера. Ее светлость и я сразились с ними. Они чуть не сбежали, и Волкер пытался утащить маркграфиню в катакомбы, — он указал на потолок и продолжил. — Она сражается так же яростно, как мужчины.
— Ее репутация опережает ее, — Магод сделал глоток и сказал. — К счастью, она управляет нами.
— Она чудо, Магод. Спасла мою шкуру ночью, — чашка Гетена звякнула и подпрыгнула, он толкал ее по гладкому столу между ладонями, стараясь не перевернуть, глядя на свое искаженное отражение на чашке. Наконец, он крепко сжал ее. — Шемел что-то скрывал. Все они, — Гетен отбросил чашку, и она скатилась со стола и загремела по каменному полу. — Они увиливали каждый раз, когда я спрашивал, кто освободил ведьму.
Садовник склонил голову.
— Играли с вами?
Гетен нахмурился.
