Стремясь увековечить память сестры, Филадельф направил на поддержание ее культа налог в 1/6 часть урожая винограда, сменил названия нома Моэрис, который отныне стал называться Арсиноитским, и приказал своему архитектору построить святилище, способное соперничать по своему великолепию с Семой, гробницей Александра Македонского. Этот приказ, должно быть, очень понравился престарелому, но все еще сохранившему подвижность Дейнократу, придумавшему концепцию, которая должна была поразить весь мир.
Его идея, несомненно, была весьма оригинальной. Он собирался разместить на потолке своего творения, над железным изваянием Арсинои, магниты, достаточно мощные для того, чтобы держать статую в воздухе, заставив таким образом посетителей поверить, что обожествленная царица находится между небом и землей. Но Дейнократ ошибся в расчетах и до смерти, последовавшей вскоре после этого, пытался с ними разобраться. Его ученик и преемник Сатир, человек более приземленный, не стал продолжать попытки воплотить в жизнь идею своего учителя. Вместо этого он установил перед святилищем Арсинои высокий обелиск, вырезанный по приказу последнего египетского фараона Нектанеба, желавшего таким образом увековечить собственную память.
Македонянин, ставший вдовцом в возрасте до сорока лет, редко решал остаться в одиночестве до конца своих дней, и Филадельф вскоре снова начал интересоваться женщинами. Через год после смерти жены он нашел себе новую спутницу – женщину по имени Билистиха, девушку атлетического сложения, присуждавшую и завоевывавшую награды на Олимпийских играх. Для того чтобы все окружающие точно заметили красоту ее тела, эта женщина предпочитала носить просвечивающие одеяния. Приверженцам Арсинои не приходилось обижаться – подобные временные союзы стали весьма характерны для Александрии, и даже трезво мысливший Птолемей Сотер не видел ничего дурного в содержании нескольких фавориток. Строгие дамы старшего возраста, должно быть, фыркали при виде этих гетер, но Лаис и Фрина, жившие еще ранее, были выдающимися в своем роде женщинами, а жители Александрии, города любви, последовали образцу коринфян. Но Билистихе было далеко до Аспасии, и ее соперницы и преемницы определенно не подражали знаменитой возлюбленной Перикла.
Филадельф постепенно становился все менее требовательным при выборе подруг. Он лишился осмотрительности и приближал к себе в основном простых женщин и рабынь, таких как флейтистки Мнесида и Пофина или певица Миртия. К их числу принадлежали также полногрудая египтянка Дидима, возможно больше всего привлекавшая царя, и Клино, любившая изображать из себя вторую Арсиною. Правда, последней это не очень удавалось, и александрийцы громко смеялись, когда маленькая кравчая выходила в город, увенчав голову двойным рогом изобилия, символом покойной царицы. Но Филадельф уже не был пленен ни этими женщинами, ни характерным для него в юности убеждением о том, что правитель должен доставлять и получать удовольствие. С ними он просто отвлекался от государственных дел, ставших для него смыслом жизни.
