— Вот-вот, Вы теперь облачены в бархат и голландское полотно, и свои дни проводите в довольстве и наслаждениях. Кажется, об этом Вы мечтали всю жизнь, — с издёвкой говорил Хуан.
— Что касается бархата и голландского полотна, то Вам, сеньор, должно быть известно, что я — недостойный сын святого Франциска, и правила ордена не позволяют нам… хотя, Вы же смеётесь надо мной, дон Хуан, как и в прежние времена!
— Видит Бог, у меня нет причин для смеха. В прежние времена, о которых Вы упомянули, мы с Вами не слишком друг друга любили, да это и неудивительно. Я был ленивым и неуправляемым мальчишкой, но я считаю, что моего одарённого и разумного брата вы всё же любили.
— О да, сеньор, его все любили. Надеюсь, с ним не случилось ничего дурного? Да хранит нас от этого святой Франциск, мой покровитель!
— Он заточён вот в этой башне.
— Пресвятая дева Мария, сжалься над нами! — воскликнул фра Себастьян и истово перекрестился.
— Я думал, что Вы слышали об его аресте.
— Ах, сеньор, да ни звука! Все святые пощадите! Как мог я или кто другой подумать, что молодой господин благородного происхождения, такой образованный и благочестивых мыслей может иметь несчастье подпасть под столь низкое подозрение? Это, несомненно, дело рук личного врага! И ах! Увы мне! И я ещё говорил о ереси, я в доме повешенного упомянул о верёвке!
— Оставь в покое виселицу! — с досадой оборвал его Хуан, — и если можешь, то выслушай меня! Мне шепнули, что дверь сердца его преосвященства открывается золотой отмычкой.
Фра Себастьян уверил его, что это злобная клевета и произнёс длинную речь во славу непогрешимого кардинала, который в результате предстал абсолютнейшим бессребреником, и заключил свою речь такими словами:
— Вы навсегда утратили бы его благорасположение, если бы осмелились сделать попытку его подкупить.
— Не сомневаюсь, — с издевательским смешком и злобным взглядом ответил Хуан, — я заслужил бы этот выговор, если бы был настолько глуп, чтобы поклониться ему и сказать: «Вот, Ваше преосвященство, кошелёк с золотом для Ваших нужд!» Но одно «Возьми» лучше, чем двукратное «я даю» и есть средства, чтобы любому это сказать, и я прошу Вас ради старого нашего знакомства, подскажите мне, как это сделать?
Фра Себастьян задумался. Помолчав, он нерешительно начал:
— Могу я себе позволить, сеньор, осведомиться, какими средствами Вы располагаете, чтобы смыть вину с имени Вашего брата?
Хуан ответил лишь печальным покачиванием головы.
