Хуан поступил, как он просил, и сел рядом с ложем своего кузена.
— Садись так, чтобы я видел твоё лицо. Видишь, я даже этого не боюсь. Дон Хуан, я виновник гибели твоего брата!
Хуан побледнел.
— Если бы я не был уверен, что ты лишён рассудка, то…
— Я не умалишённее, чем ты, — перебил его Гонсальво, — но я был им, до той самой страшной ночи, когда Бог разбил моё тело. После этого я опять обрёл рассудок, и я теперь всё прекрасно понимаю, но… я понял всё слишком поздно.
— Как мне это понимать? — Хуан приподнялся с места, голос его был размеренно спокоен, но глаза сверкали, как у тигра, — я должен понимать это так, что ты сделал на моего брата донос? Если это так, то благодари Бога, что ты лежишь здесь совершенно беспомощный.
— До такой низости я всё-таки не докатился, у меня не было против него злых намерений, но я на его погибель задержал его здесь. Он был готов к побегу и успел бы уйти до прихода алгвазилов.
— Хорошо для нас обоих, что твоя вина всего лишь эта. Но ты не можешь ожидать, что я в состоянии тебя простить — пока ещё нет.
— Я не ожидаю прощения от человека, — сказал Гонсальво, который отверг мысль повторить перед Хуаном великодушные слова Карлоса.
Убедившись в полной вменяемости кузена, Хуан переменил тон, хотя занятый только мыслями о брате, не мог пренебречь тем, как он к этому убеждению пришёл.
— Но почему ты задержал его? Как ты вообще узнал, что он замышляет побег?
— У него было надёжное убежище, приготовленное дружеской рукой, я не знаю, чьей. В полночь он хотел туда уйти. В этот же час хотел уйти и я, — он осёкся на миг, но потом, видно решившись, продолжил скороговоркой, — чтобы всадить своему врагу в сердце кинжал. Мы встретились на лестнице и доверили друг другу свои планы.
Он через мольбу и различные доводы пытался отговорить меня от исполнения того, что казалось ему тяжёлым преступлением. Прежде чем мы закончили спор, Бог возложил свою десницу на меня… и пока дон Карлос, такой бесстрашный и добрый — говорил мне слова утешения — пришли алгвазилы и взяли его…
Хуан слушал его в мрачном молчании:
— И он ничего не оставил для меня, ни одного единственного слова? — спросил Хуан.
— О да, но всего лишь слово. Я, поражённый неслыханным спокойствием, с которым он встречал свою ужасную участь, закричал, когда его уводили:
— Бог свидетель, дон Карлос, бесстрашней тебя я человека не видел!
Он посмотрел на меня бесконечно печальным взглядом и ответил:
— Скажи это брату.
